Книга сияния - [38]
Готовясь создать это существо, рабби — человек праведный, цадик, любимый паствой, — семь дней молился и постился, вслух цитировал фрагменты Торы, пробуждая к жизни ее тайный код. Он также изучал Книгу Сияния, дабы обнаружить глубокий смысл, сокрытый внутри кажущегося общедоступным текста, и глубокой ночью распевал Псалом сто тридцать восьмой — «Не сокрыты были от Тебя кости мои, когда я созидаем был в тайне, образуем был во глубине утробы», пока слова не составили созерцание, укоренившееся в сердце и разуме. Помимо того, рабби Ливо был человеком зрелым, не зря прожившим жизнь, отцом и дедом, а посему готов сердцем и разумом узреть ту мудрость, что таилась в бесформенной материи. Теперь он выяснил, что посредством заклинания «абракадабра», что означает «я буду создавать, пока говорю», он может создать человекоподобное существо. Раввин знал, что тело голема должно быть одушевлено силой определенного сочетания цифр, которое соотносилось с буквами, образующими священное имя Бога. В этот предрассветный час, преклоняя колени на берегу реки Влтавы, он представлял себе, как в нужной пропорции оформить каждый член тела голема. Рабби Ливо медленно вылепил руки размером с ветви деревьев и глиняные пальцы, каждый из которых был не меньше стамески плотника. Словно строя гигантский песчаный замок, раввин воздвиг пирамиду широченной груди. Ноги были сооружены в том же стиле, что и поддерживающие крышу колонны, не уступая им ни размером, ни мощью. Ступни были как ласты. Туловище в обхвате — как большая пивная бочка. Могучие члены были прилажены на место, наделяя голема всеми внешними человеческими признаками — кроме языка.
На лбу существа раввин начертал ивритские буквы ЕМЕТ. Это слово означало Истину и было одним из имен Бога. Однако без первой буквы это слово означало «Смерть». Затем, оставив глиняного человека лежать на спине на берегу реки, раввин семь раз обошел вокруг него по часовой стрелке, после чего еще семь раз наоборот. Пользуясь «Сефер Ецирой» — «Книгой Создания», — рабби вслух процитировал сочетание из двадцати двух букв ивритского алфавита, ведущие через Благоговение, Любовь к Тоске по самому Престолу Небесному. Именно по этим священным кругам, образованным буквами с группами из двух согласных, и струилась созидательная сила Вселенной. Именно так были созданы космос и человек, ибо все вещи жили посредством тайных имен, заключенных внутри них. Бог сказал: «Да будет свет», — и стал свет. Бог назвал небесный свод Небесами. И Моше, пользуясь многими тайными именами Того, Кто Совершенно Непостижим, Потаенного из Потаенных, разделил море.
Еще важнее для процесса было то, что раввин заверил Бога в следующем: он, рабби Йегуда Ливо бен Бецалель, воспользуется своим знанием только однажды, и никоим образом не пытается овладеть силами, несовместными с его скромным жребием. Тщательно, рассудительно, почтительно, нежно раввин нараспев произнес еще двести двадцать одно сочетание букв имени Того, Кто Должен Оставаться Безымянным, содержащее в себе тридцать два премудрости из десяти изначальных чисел. После этого, держа в руках свитки Торы, он поклонился на четыре стороны света, распевая благословения.
Затем раввин сказал голему:
«Ты не человек, у тебя нет души. Ты не идол».
И спустился к водам реки умыть руки, произнося последнюю молитву. Все прошло хорошо.
Однако стоило раввину повернуться к голему спиной, как произошло нечто никоим образом не вязавшееся с плодами его усердными вычислений и тщательным цитированием текстов. Слабое, как запах свернувшегося молока, краткое, как одна слегка нестройная нота в длинной мелодии, подобное едва заметному обвисанию кружев на наряде, во всех иных отношениях прекрасно пошитом, скверному привкусу во рту или легкому касанию лихорадки, нечто непристойное, тревожащее, зловредное подкралось к нелепой фигуре. Облачко прошло по лику недавно поднявшегося солнца, мгновенно набрасывая на все привычное и знакомое зловещую тень. Был ли это диббук, ведьма, неугомонный гилгул, сам Дурной Глаз? Так или иначе, это нечто оставило свой ужасный поцелуй на губах только что вылепленного из глины существа. Раввина тут же охватила дрожь, волосы на затылке встали дыбом. Внезапно охваченный усталостью и смущением, он резко обернулся. Но ничего не было. А золотой шар солнца уже катил вверх по небу и вскоре должен был достичь башен замка, воспарить над шпилями собора святого Вита и засиять над Прагой, возвещая о том, что все вокруг заслужило милость света и тепла.
Решив, что это странное чувство неловкости объясняется простой усталостью, рабби снова опустился на колени рядом со своим творением — на сей раз для того, чтобы вдохнуть ему в рот слова:
— Ты был сделан из глины и воды, был наделен дыханием.
Легкая дрожь пробежала по глиняной массе, а затем черты лица, форма пальцев, сухожилий на шее, ключицы, локтей и коленей, все то, что мгновением раньше было просто глиняной фигуркой, к тому же сработанной весьма грубо, изменилось, обретая вид живого.
