Книга с местом для свиданий - [9]

— К сожалению, никуда дальше он не разветвился, годы и годы я провела в одиночестве, — добавила она и вздохнула.

6

А дальше все потекло без остановки. Госпожа Наталия оживилась и кратко высказала свои пожелания. Служба вовсе не должна была отнимать у Елены целый день. Она могла бы выглядеть приблизительно так: поболтать за чашкой жасминового чая, молча послушать, как потрескивает фарфор кобальтового сервиза, пересчитать созвездия, изображенные на блюдцах, иногда, очень редко, совершить совместный выход в ближайший храм Святого Марка на богослужение в день Святого Иоанна, по большим церковным праздникам или наутро после явления во сне святой Параскевы. По правде говоря, ноги теперь служат ей не самым лучшим образом, да и вообще, она не очень большая любительница прогулок, всего уже насмотрелась. И вдоль, и поперек.

— Вот до сих пор! — произнесла она и крепко зажмурила глаза, словно не собираясь их больше открывать.

Бывают такие люди, общий вид которых подчинен лишь одной определенной части их лица или тела — сросшимся бровям, выступающим скулам, любопытным губам, покатым плечам, несоразмерным бокам или плоским ступням. Наталия Димитриевич, несомненно, относилась к таким людям. Главным в ее внешности были большие спокойно-зеленые глаза. Лишь после того, как она зажмурилась, стало видно, насколько она дряхла. Кроме судорожно сомкнутых глаз и отдельных морщин, все лицо ее преобразилось в одно переплетение прошлых времен. Более того, Елене показалось, что госпожа Наталия стала еще меньше, что она превратилась в сморщенный и ссохшийся комочек жизни. Платье старинного фасона походило на увядший стручок фасоли. И одновременно все эти потрясшие ее признаки необратимой старости настолько глубоко растрогали и взволновали девушку, что из всего последующего разговора она запомнила только свое окончательное согласие и детское восклицание госпожи Димитриевич:

— Прекрасно, давайте сразу и начнем!

С другой стороны, думала она позже, как на это ни посмотри, от таких предложений не отказываются. Тихая улица в самом центре Белграда. Прекрасная, просторная квартира. Правда, с очень странной планировкой. Видимо, ее не раз перестраивали, поэтому выхода на балкон просто-напросто не было, вернее, на него можно было попасть только из небольшой соседней квартирки. Что, впрочем, казалось сущей ерундой по сравнению с кладовкой, вход в которую в 1947 году, во время -«уплотнения», оказался по ошибке заложен кирпичом, так что внутри остались посеребренные подсвечники, солонка, формы для теста, дуршлаги, терки и другая кухонная утварь. Глухими ночами оттуда слышался упорный приглушенный стук деревянного пестика, словно кто-то готовил там десерт из жита.

Вообще, все комнаты, за исключением библиотеки, были обставлены в соответствии со своеобразными взглядами Наталии Димитриевич, так что пускаться в детальное описание обстановки не имело никакого смысла, ибо она то и дело менялась. Записи об этом, судя по всему, вел обитатель той самой соседней квартиры, имевшей выход на балкон, и когда жалюзи не были спущены, он использовал любой удобный момент для того, чтобы поминутно заглядывать в окна и что-то записывать.

— Есть такие вещи, которые никогда невозможно найти, если они постоянно лежат на одном и том же месте, — старая дама без устали перекладывала пластинки из одного конверта в другой, перемещала содержимое выдвижных ящиков туалетного столика в комод и наоборот, и так далее, до тех пор, пока и сама не начинала сталкиваться с приятными неожиданностями во время очередного прослушивания музыки или поисков каких-нибудь мелочей.

— Посмотрим, не изменилось ли что... — И она снова и снова перекладывала фотографии в семейном альбоме, располагая их в соответствии со своими воспоминаниями о давних временах.

— Луна должна быть здесь, а Полярная звезда здесь, — она стирала на стекле кружочки и крестики, оставшиеся от предыдущего вечера, и мелом обозначала новое положение небесных тел на тот случай, если и следующая ночь окажется облачной.

— Даже самому тонкому хрусталю нужна влага, и если из него не пьют или если он хотя бы иногда не запотевает, то может сам собой треснуть, — оправдывала она свою привычку пить воду всякий раз из чего-то другого, не делая разницы между обычными стаканами, стопками для ракии, размером чуть больше наперстка, пузатыми рюмками для коньяка, винными бокалами и фужерами, включая и те, которые она называла «мозеровскими», для брюта, отличавшиеся особым изяществом.

— Целую неделю не трогала шифоньер, под ним могло накопиться много мрака. — И она принималась перетаскивать и передвигать туда-сюда даже самые громоздкие предметы, старинная мебель со строгой осанкой сопротивлялась со скрипами и стонами, но в конце концов, вздыхая, всегда занимала то положение, которое и определяла для нее хозяйка.

А так как госпожа Наталия имела обыкновение менять кровати, чтобы запутать следы, спасаясь от преследовавшей ее бессонницы, то и ее самое никакое место не держало на месте, отчего ей редко случалось проспать следующую ночь там же, где и предыдущую.

— Когда целую ночь ворочаешься, даже двуспальная кровать становится гораздо уже, чем канапе, — так звучало объяснение, сопровождавшее очередной перенос постельного белья и подушек.