Книга россказней - [17]

– Афродита, а чем вы сегодня вечером занимаетесь? – поинтересовался я у девушки.

Та скосила глаза в сторону отца и еле слышно прошептала:

– Вообще-то ничем. Дома сижу. Я почти никуда не хожу.

– Бедное невинное создание, как ужасна ваша жизнь! Я просто обязан спасти вас из этого мрачного места, охраняемого неусыпным взором дракона.

– О чем вы там шепчетесь? – поинтересовался профессор, подозрительно поглядывая из-за компьютера в нашу сторону.

– Соблазняю вашу дочь, – искренне ответил я. – Хочу похитить ее и сделать своей второй половинкой, а то надоело, понимаешь, чувствовать себя нецельной личностью. А вы разве против?

– Вообще-то, да. Я пока о вас ничего не знаю и не желаю, чтобы Афродита с вами общалась.

– Как? Разве вы не хотите внуков? Кто же утешит и скрасит старость, кому вы передадите дело вашей жизни и сокровища Акры из закромов? Неужели вы не хотите сидеть в кресле-качалке с трубкой мира, чтобы по вашим коленям ползали малыши? «Дедя, дедя», – будут они вас звать, и слезы умиления покатятся по вашим изборожденным морщинами щекам. Обещаю, что старшенького мы назовем Гераклом, а младшенькую дочку Афиной…

– Слушайте, перестаньте, наконец! – взорвался негодованием профессор. – Хватит вздор молоть! Я уже начинаю сожалеть, что с вами связался.

– Хорошо, – вздохнул я. – Назовем ее Психеей, в вашу честь.

Аполлон сверкнул глазами, но промолчал. Раскрасневшаяся девушка, закончив надо мной колдовать, отошла в сторону, одарив нежным взглядом.

– «А девушка созрела», – пришли мне в голову строки из популярной песни. – Надо бы ее облагодетельствовать.

Где-то внутри червячком шевельнулась нежность и подобие влюбленности, но усилием воли я придавил их, оставив лишь мокрое место. Терпеть не могу всех этих воздыханий, нежностей и сопливостей. Влюбленный человек становится похожим на восторженного барана, узревшего новые ворота, мягким, податливым и наивным – все те качества, которые я успешно вытравлял из себя, по чеховскому рецепту, на протяжении сознательной жизни.

Аппарат на голове зажужжал. Присоски стали покалывать кожу.

– Сейчас я сканирую ваш мозг, – прокомментировал профессор, бегая пальцами по клавиатуре. – На экране он выглядит в виде спирали. Каждый виток – год жизни.

– И это правильно, – заметил я. – Человеческая голова и деревянный чурбан – практически одно и то же. Срезал макушку, и определяй себе вволю возраст, подсчитывая на досуге кольца.

– Нейтральные воспоминания покрашены на спирали в белый цвет, положительные – в синий, а отрицательные – в красный…

– Аполлон Франкенштейнович, я безумно рад, что попал в руки истинного патриота и политически корректного гражданина нашего Отечества. Предлагаю, чтобы во время сканирования звучал гимн.

Афродита фыркнула в углу, а профессор продолжил как ни в чем не бывало:

– К сожалению, с помощью аппарата я могу только определить время возникновения негатива, но в чем он заключается – не имею возможности. Вам придется самому вспомнить, что это было. Если не сумеете, то поможет гипноз. Но это по вашему желанию. Кстати, вы определились с воспоминаниями, нуждающимися в удалении?

– Давайте начнем с потери работы, а потом посмотрим. Да! Если вы вырвете это воспоминание, то что же поставите взамен? Кстати, вполне логичный вопрос. У меня же там дырка образуется.

– Ничего страшного, – ответствовал профессор, – спираль сожмется. К тому же люди многого не помнят, что не мешает им жить. Вижу этот временной промежуток. Если не ошибаюсь, 15 февраля в 16.35–16.36, и последующая за этим ремиссия с осложнением. Удаляю!

Лязгнула клавиша, и – ничего не произошло. Красавица отцепила от меня провода. Я плюхнулся в мягкое кресло и плеснул в рюмку коньяка:

– Ну, за науку!

Профессор закончил возиться за компьютером и присоединился ко мне:

– Как вы себя ощущаете?

– Превосходно. Если бы еще закуски предложили, то вообще замечательно было бы.

– Я не об этом, – сделав глоток, произнес профессор. – Что у вас с работой случилось?

– Ничего особенного. Надоело, я и уволился, чему несказанно рад!

– Странно, что вы об этом помните.

– Еще бы! Это один из лучших моментов моей жизни! Не нужно заниматься ерундой, делай, что хочешь! Свобода!

Профессор потер переносицу и надолго задумался. Мне надоело смотреть на его физиономию, и я уставился на Афродиту. Гораздо более приятный объект. Под взглядом объект покраснел.

– Знаете, Афродита, наши предки были очень мудрыми гражданами, когда называли красавиц красными девицами. Вы вполне соответствуете данному изречению. Может, ваши яхонтовые уста отведают напитка из моего кубка?

Вылив остатки коньяка в рюмки, я сунул одну из них в руку девушки.

– За любовь – до дна!

Афродита неуверенно поглядела на отца, но тот не обращал на нас внимания. Тогда она выпила и быстро отдала мне фужер.

– Мадемуазель, – продолжил я, – в котором часу вы обычно совершаете променад или, быть может, наслаждаетесь искусством в нашем славном городе? Где я могу лицезреть ваш ангельский облик?

Афродита потупила взгляд и принялась разглаживать ручками коротенькую юбочку.

– Не молчите, лучезарная богиня, умоляю вас. Пожалейте несчастного влюбленного, потерявшего голову от вашей красоты. Не мучайте, сделайте милость.