Книга Природной Веры - [5]

Для нас человек национальный — это человек любящий не чужую, а свою землю, даже если на ней жить тяжелее. Это человек, желающий знать историю своей земли в деталях и лицах и во всей правде, просто так, из внутренней тяги. Это человек, для которого поездка в свою глухую провинцию приятнее, чем поездка за границу. Человек, который, вернувшись издалека на родину, замечает, что родная речь звучит как музыка. Это человек реставрирующий, творящий, мастерящий что-то свое, но непременно чувствующий связь со своей землей и со своей традицией. Человек национальный — это человек, болеющий мыслью о своем народе, о его прошлом, настоящем, будущем ежедневно. Это человек, стремящийся при любых условиях жизни продолжить свой род.

Национальному человеку естественно иметь свое национальное учение. Оно не может быть взято откуда-то со стороны и, значит, должно быть присуще его предкам изначально. Очевидно, его утрата способствует разрушению нации.

6. Задумываясь о своем начале, о начале своей земли, национальный человек обязан коснуться древнейших духовных начал своего народа и осознать, мыслима ли без них его жизнь? Всякий раз, задаваясь вопросами "как оценить художественное произведение?", "что есть красота?", "как поступать в спорном случае?", "что такое честь, как она связана с гордостью и как ее отстаивать?" — он неизбежно осознает, что все эти вопросы вставали перед его предками. Решая эти вопросы, выясняя в уединенном мышлении, в спорах и опытах истину, люди приходили к единству понимания и передали потомкам свое знание в виде ценностей национальной культуры. Оттого мы и чувствуем себя единым народом, что не только сходно говорим, но и сходно мыслим, имеем одни и те же ценности.

Эти ценности неизбежно должны были получить свое обоснование через национальную веру и мифологию, которые и составляли собой языческое учение наших предков. Беда русского народа в том, что это учение не сохранилось в целости. Часть его сохранена в русских волшебных сказках, песнях, загадках, народных праздниках. Другая часть бытует в виде суеверий и необъяснимых для отвлеченного ума норм поведения.

Чтобы получить действительное цельное представление об этом учении, кажется необходимым снова привести разделенное знание к единству восприятия. Это единое восприятие снова должно быть сформулировано как языческая, природная вера. Тогда, в своем развитии, она восстановит недостающие звенья. Тогда национальный человек обретет заслуженное счастье, а безнациональный исчезнет.

7. Но, может быть, язычество изжило себя и религиозно, и психологически? Действительно, прогресс избавил нас от необходимости, например, пню молиться, т. к. он показал, что от пня ничего не зависит. Может быть, он избавил нас и от необходимости в национальной культуре, и потому не нужны никакие национальные учения, а национальный человек — это архаизм? Нет. Подробно мы рассмотрим это ниже, а пока дадим ответ на вопрос о психологической ценности язычества.

Причина, по которой язычество себя не может изжить, лежит в области особенностей человеческой психики. Например: мы вошли в лес, в поле зрения сразу попадает множество объектов, и сознательное восприятие каждого из них невозможно. Мы даже не пытаемся это делать, и тем самым обнажаем свое чувственное восприятие. Через некоторое время последний заслон сознания из навязчивых мыслей о суете жизни слабеет, и мы уже без всяких мыслей, одним только чувством воспринимаем движение ветвей, полет птицы, мягкость мха, шуршание листвы. Мы начинаем выяснять особенности лесной жизни, вдруг чего-то пугаемся, оборачиваемся. На время наше сознание изменяется и приобретает черты, характерные для языческого сознания. В таком состоянии сказка воспринимается как быль, а собственная фантазия — как возможная реальность. И вот уже человек вслушивается в лес, гонит от себя дурную мысль и требует от друга не говорить об опасности, если тот обмолвился, соблюдая тем самым одно из древнейших языческих правил. Так даже самый изощренный разум переходит в архаическое состояние.

Условия для поддержания самого древнего начала сознания не затрагиваются прогрессом, поскольку всегда сохранится невозможность охватить мыслью все происходящие в мире явления и предвидеть все следствия. Язычество выработало систему практических действий, которая позволяла человеку укрепиться психически и правильно вести себя перед лицом неизвестного. Сейчас эта система почти забыта, и то, что из нее помнится, воспринимается как национальная культура, а не как языческое наследие.

Поэтому наша древняя вера проявляется не только в ритуале, не имеющем, на первый взгляд, смысла, но и в самых обыденных поступках — например, при встрече с друзьями, в поздравлении, в приглашении в гости, в трапезе, в проводах. Внимательный этнограф находит, что вся жизнь насыщена следами языческих обычаев, магическую сущность которых мы почти позабыли. Эти обычаи, свои, русские, живут на уровне подсознания. Они не мешают, но и не поддерживаются. Социальные катаклизмы или, наоборот, времена бездействия стирают сознательную память, заставляют отказаться от древних национальных обычаев. В результате русскость тлеет в душе как уголек, его трудно потушить, но он может истлеть, и тогда наступит тьма, хаос, распад великой нации даже в экономически благополучных условиях.