Книга памяти: Екатеринбург репрессированный 1917 — сер. 1980-х гг. Т.2 - [52]

Сама она так вспоминала обстановку, царившую в то время в городе: «Здесь, в Свердловске, посадили всех немцев. Я такая беспокойная, жду каждую ночь, когда меня возьмут. У нас на кафедре работает одна преподавательница — немка, так она принесла все свои документы и денег пять тысяч рублей в университет и спрятала их в библиотеке, она боится, что ее на днях возьмут. Потом она все документы и деньги принесла на квартиру мне»73.

В феврале 1942 г., после пяти месяцев заключения, Шарлотте Генриховне объявили, что она заочно осуждена на десять лет лагерных работ. Обвинили ее в «антисоветской агитации».

Десять лет Шарлотта Генриховна работала в лагерях Северного Урала. Она была освобождена 1 августа 1951 г. — на три месяца раньше срока (за «хорошую работу»). Эти страшные десять лет превратили Шарлотту Генриховну в больного человека, работать она больше не смогла и жила у дочери в Карпинске.

В 1956 г. Шарлотта Генриховна написала обращение, в котором попросила пересмотреть ее дело. Отметим, что первую попытку добиться пересмотра дела предприняла ее дочь София в 1947 г., но получила отказ. Вторая попытка принесла плоды. В процессе пересмотра дела на повторный допрос были вызваны соседки Шарлотты Генриховны по коммунальной квартире, написавшие лживый донос. Их жестоко-циничные объяснения есть в следственном деле: «Никаких конкретных фактов антисоветской деятельности я не знаю, о чем сказано в моем заявлении. У меня было просто подозрение, что она немка по национальности и могла быть антисоветски настроена. Заявление на нее я подала вскоре после начала войны. Это был очень напряженный момент в жизни нашего государства, и я решила сообщить в НКВД на нее. Это я сделала по собственной инициативе»74. Вторая доносчица добавила, что поддержала инициативу соседки по следующей причине: «С гражданкой Доброчивер у нас на кухне часто были ссоры из-за электроэнергии, из-за самовара, который она не разрешала ставить»75.

В октябре 1956 г. следствие заключило, что обвинение было основано только на показаниях свидетелей, никаких иных свидетельств «антисоветской деятельности» не имеется. Кроме того, повторно опрошенные в 1956 г. свидетели подтвердили, что при допросе в 1941 г. они не давали некоторых показаний, но информация была дописана следователем, а они подписали эти «показания».

Вот так «просто подозрение» и ссора из-за самовара сломали человеческую жизнь: десять лет каторжного труда, разлука с детьми, подорванное здоровье…

Шарлотта Генриховна Доброчивер была полностью реабилитирована.

«Дядя под горой трупов оказывался выжившим» Статья подготовлена на основе материалов архивно- следственного дела ГААОСО. Ф. Р. 1. Оп. 2. Д. 17548 и интервью с Е. В. Захаровой и О. С. Преображенской.

От политических репрессий 1930—1950-х гг. в нашем городе пострадали 113 студентов Уральского государственного университета и Уральского политехнического института. Одним из пострадавших был Стефан Антонович Захаров — известный историк, писатель и журналист, который во время войны был узником концлагеря Маутхаузен и воевал в итальянском партизанском отряде.

Стефан Захаров родился 29 декабря 1920 г. в Калуге, в семье Антона Константиновича и Веры Нестеровны Захаровых. Родители будущего писателя познакомились в Петербурге, где учились. Когда Стефану был год, семья переехала в Екатеринбург. Антон Константинович руководил восстановлением железнодорожных мостов, разрушенных в годы Гражданской войны.

Литературные способности маленького Стефана проявились еще во время учебы в школе: он сочинял тексты песен и пьесы, занимался в драмкружке. В 1939 г. Стефан поступил на историко-филологический факультет Уральского государственного университета.

История, ставшая основой для уголовного преследования, началась осенью 1939 г. Бывшие одноклассники и участники школьного драмкружка, а теперь — студенты уральских вузов организовали литературный кружок, где планировали читать свои произведения, делать доклады, обсуждать и критиковать прочитанное. На квартире учителя литературы и руководителя театрального кружка Льва Васильевича Хвостенко состоялось семь или восемь собраний. О существовании кружка не знал никто, кроме участников и их родителей. На первом же собрании прозвучало предложение уведомить местное отделение Союза советских писателей о кружке, чтобы «не могли что-либо подумать про наши собрания, чтобы не обвинили нас в нелегальности и не преследовали бы». Но от этой мысли студенты отказались, решив, что «подумать же о нас ничего плохого не могут, ибо мы тут ничем плохим не занимаемся»76.

К несчастью, подумали. Информацию о «подозрительных собраниях» студентов органы НКВД получили летом 1940 г., тогда же они завербовали одного из участников кружка, который и написал донос на своих товарищей. В конце октября 1940 г. Стефан Захаров и двое его друзей — Сергей Запретилин и Валерий Кочнев — были арестованы. Всех их обвинили в том, что они участвовали в «нелегальном» литературном кружке, «на сборищах которого пропагандировали антисоветские идеи». Во время следствия специальная комиссия провела литературную экспертизу сочинений молодых людей и сделала заключение об «упадническом характере» произведений, подражании Есенину и Блоку, чье творчество в тридцатые и сороковые годы считалось «классово чуждым». Произведения Захарова были охарактеризованы как «идеологически не выдержанные»: «В них очерняется советская действительность. Занимался клеветой на существующий строй». Кроме этого, Стефан Захаров был обвинен в антисоветских высказываниях, направленных на дискредитацию руководства ВКП (б) и советского правительства.