Книга памяти: Екатеринбург репрессированный 1917 — сер. 1980-х гг. Т.2 - [32]

В круге втором

А собрание, после ЦУ (ценных указаний) инструктора обкома партии, пошло на второй круг. После обвинения в недостаточно полном «вскрытии корней» коллеги не останавливались уже ни перед чем. Грязь, копившаяся годами, а может и десятилетиями, лилась уже «ведрами» и «цистернами» не только на голову низвергнутого начальника, но и друг на друга… Поверьте, нет сил цитировать эти выступления. Не потому, что мерзко повторять, а потому, что… стыдно. Стыдно за поколение, которое меньше чем через пять лет выйдет на смертный бой с фашизмом. Победит. Найдет в себе силы осудить сталинизм, тоталитаризм как форму государственного устройства и… вернется на круги своя.

Господи, наши вожди всех уровней и мы вслед за ними в советское время любили говорить о традициях, передаваемых из поколения в поколение. Имелись в виду только синонимы: «славные», «добрые», «революционные» (в смысле отторгающие косность). Но не заставляют ли сегодня подобные открывшиеся факты всерьез поговорить и о том, что есть, наверное, традиции, черты характера, привычки, которые мы непроизвольно могли унаследовать от старшего поколения и от которых необходимо с болью, усилием воли — избавляться. Нас, мальчишек и девчонок шестидесятых, семидесятых, начала восьмидесятых, долго учили без раздумий принимать догмы и идеологические штампы, овеянные великими для нас именами. И, в то же время, отбрасывать не укладывающиеся в заранее заготовленные схемы исторические события или литературные произведения.

Еще в семьдесят шестом в самом серьезном литературоведческом журнале прочитал: «Упаднические пьесы А. Вампилова „дезориентируют советскую молодежь“». А Санька Сидельников — студент филологического факультета (коллега по рабфаку УрГУ, к несчастью, уже покойный) — шепотом рассказывал мне о пьесе «Утиная охота»: «Там о нашей жизни сегодняшней как тупике повествуется. Мы все — навоз для будущих поколений. Но не будет нас — не будет новой жизни. Из „ничего“ новое не рождается. Надо перетерпеть и пожелать счастья тем, кто не родится рабом в рабском обществе». Но завершал откровения некрасовским: «Жаль только жить в это время прекрасное…» Нам-то тогда надо было строить жизнь не с учетом дальних перспектив, а в расчете на получение жилья, «зарплатную» работу, рождение и воспитание детей.

Или другое. Только сейчас в негосударственных СМИ всерьез зазвучал тревожным колокольчиком вопрос о том, что в силовых ведомствах до сих пор существует система различного рода осведомителей, не очень чистоплотных в методах сбора и представления информации. Может быть, иногда это и позволяет предотвратить преступления, направленные против безопасности государства нашего. Но морально ли, правомерно ли повседневно использовать эти методы — над этим-то задумывалось ли наше общество? Прочитайте внимательно еще раз страницы допроса тех, кто не только «добровольно», но и «по зову сердца» докладывал о «преступлениях» и «пакостности» Переля. Выморочность, возведенная пропагандой в «долг» (в контексте причастности людей, определявших его конкретную судьбу), была, увы, фактом отнюдь не единичным.

Хоть когда-нибудь анализировался психологами тот факт, как сложилась впоследствии судьба этих людей — фискалов и доносчиков?.. Понимаем, что это интересно прежде всего не политикам, а тем, кто, будучи людьми неравнодушными, задается вопросом: «Как нам обустроить сегодняшнюю Россию?». Как ни печально, и в XXI век мы вступили с наследием долгов и традиций, от которых не только дурно пахнет, но которые, словно плохая генетическая наследственность, могут проявиться в поколении «икс» — рожденном в свободе, но неизвестном. Неизвестном, поскольку не познало «соблазнов» и «последствий» «круга второго» демократических свобод. Первым была хрущевская оттепель. Ее судьба известна и… печальна.

А пока, забегая почти на двадцать лет вперед в хронологии нашего исследования, приведу без всякого комментария цитату из еще одного документа — заключения органов госбезопасности от 17 февраля 1956 г.: «Свидетели Кирова, Князев, Абакумов и др., знавшие Переля по совместной работе в облоно, охарактеризовали его положительно и заявили, что в деятельности Переля по руководству облоно каких-либо антисоветских проявлений не было».

Сколько лет понадобится нашему обществу, чтобы забыть о вынужденном, а порой и «идеологически искреннем» фарисействе, двуличии? Как-то это отзовется в каждом из нас?..

А судьи кто?

Кто палач, кто жертва? Этот вопрос я задавал себе не раз в те дни, когда работал над этим очерком. Слишком просто было бы всех, кто жил в годы массовых репрессий, делить на две эти группы. Ведь немало было людей, кого по тем или иным причинам и миновала чаша сия. Честно выполняли свои профессиональные обязанности, совершенно искренне радовались происходящим переменам в жизни, которая становилась год от года «лучше» и «веселее».

Те же, кто попадал в «сферу интереса НКВД», вскоре, как правило, исчезали бесследно даже для родственников. О трагической судьбе этих людей сегодня написано немало. Более закрытыми по многим причинам остаются пока для нас страницы деятельности самих органов НКВД тех лет. Тысячи людей, сознававших истинную роль, которую отводил сталинский режим им, офицерам и рядовым сотрудникам НКВД, также исчезли, не оставив малейшего следа о своем пребывании на земле.