Книга образов - [12]

меж ними только ясное звучало

из темноты:

«Яви, Христова нареченная,

Господень дух!

Его любви ты, речь священная,

открой мой слух!

Пошли мне грусти,

скорбям Христовым утешительница,

искупленная искупительница

живущих впусте».

А та склонила скорбную главу

к груди:

«Сама в Начале Бога я живу,

и темен смысл тоски мне наяву

и путь далек, минует он молву,

но я сестра и я тебя зову:

иди!

Откроется тебе вся напрямик,

обрящется!

И бренный страх с тобою лишь на миг

потащится.

Но если веришь, он слабеть начнет.

Отстанет сам,

еле живой.

Верь чудесам!

Я славлю муки гнет

моей былой.

Бывает ночь, когда поблекший срам

бежит,

и песнею во мне звенит

Иисус.

Душа моя дрожит,

когда к нему несусь,

а он открыт».

Сестра прижала ко груди сестру,

и обе были жарки и невинны.

«Тут дохожу я в жизни до вершины

и я сижу на свадебном пиру,

и все кувшины — винные кувшины».

Обеих словно бурею одной

легчайшим телом к телу пометало,

а буря шла

и лето привела,

и зрела летом русая и стала

женой.

Как чужая лобзала сестру она,

улыбаясь едва: «Прости! Я должна…

Где он, русый, с кем я играла?

В старом парке с ним копья метала

в меты белые. Где же он?

Теперь он силен».

И черница не стала белицу держать,

не смогла ей в глаза взирать,

медленно отошла,

возросла…

Вскинула русая руки ввысь,

просила трепетно: «Не сердись!»

А та ей: «Мила ты мне, так страдай!»

И тянет руки пустей и мрачней

к ней,

моля ее: «дай!»

Перевод С. Петрова

ИЗ СБОРНИКА «ЧАСОСЛОВ»

Из книги «О МОНАШЕСКОЙ ЖИЗНИ»

I

И час этот пробил, ясен и строг,

и металлом коснулся меня.

Я дрожу. И я знаю: теперь бы я смог

дать пластический образ дня.

Здесь ничто без меня не завершено,

и ничто не успело стать.

И мой взгляд все светлее — ему дано

этот мир, как невесту, обнять.

Даже малая вещь для меня хороша

и в картине моей цветет

на сияющем фоне, — и чья-то душа,

с нею встретившись, оживет.

Перевод Т. Сильман

II

Моя жизнь — нарастающее круженье,

я кружу над вещами давно.

Суждено ли дожить мне до высших свершений,

или к ним лишь стремиться дано?

Я кружу вокруг бога, вкруг башни высокой —

это мой многотысячный круг —

и не знаю: я буря, а быть может, я сокол,

или песни неслыханной звук.

Перевод Т. Сильман

III

На рубеже веков мой век течет.

А прошлое — как лист, что испещрен

тобою, мною, богом… Дрогнул он…

И чья рука его перевернет?

Иные силы тянутся на смену,

невиданные до сих пор.

Теперь они выходят на арену,

вперив друг в друга тусклый взор.

Перевод Т. Сильман

IV

Тебя во всех предметах я открою,

с которыми я братски сопряжен;

в былинке малой ты блеснешь росою,

в великом ты величьем отражен.

Волшебных сил движенье без оглядки,

идущее дорогою вещей:

растет в корнях, в стволе играет в прятки,

и воскресает в зелени ветвей.

Перевод Т. Сильман

V

Столетье сдвинулось. Мне слышен шум глухой,

с страницы исполинской рвется ветер взлета,

она божественной, твоей, моей испещрена

рукой,

в бездонной высоте, неведомый — ее листает

кто-то.

Уже страницы новой край намечен,

на ней еще должно все появиться.

Безмолвно силы расправляют плечи

и сумрачно друг другу смотрят в лица.

Перевод Я. Монахова

VI

Из Слова твоего читаю эту быль,

Из свитка мудрых мановений

твоей руки — она вокруг творений,

их обтекая, нежно изгибалась.

Звучало громко — ж и т ь, а умирать —

шепталось,

и слово быть гремело, как прилив.

Но смерти час рожден убийством был.

И пропасть в мироздании раздалась.

И грянул взрыв

и голоса мгновенно раздробил,-

они едва-едва собрались

тебя назвать,

тебя позвать,

мост через пропасти великий —

намеки в речи их с тех пор одни остались —

блики:

мерцанье древнего именованья.

Перевод Н. Монахова

Из книги «О ПАЛОМНИЧЕСТВЕ»

I

Оставь без глаз — всё ж я тебя увижу;

Оставь без слуха — я тебя услышу;

Я и без ног пойду стезей твоею;

Я и немой воззвать к тебе сумею;

А если рук лишусь я ко всему —

Тебя своим я сердцем обниму;

А сердцу повелишь остановиться —

Мой мозг к тебе прорвется, как зарница;

Теперь еще и мозг мой умертви —

Я понесу тебя в своей крови.

Перевод В. Васильева

II

В деревне той стоит последний дом,

как будто впереди — конец всему.

Дорога повернула за холмом

и медленно ушла в ночную тьму.

Деревня — только робкий переход

между двух далей — все чего-то ждет,-

дорогой этой так легко уйти…

А кто ушел, тот все еще бредет

или давно уже погиб в пути.

Перевод Т. Сильман

III

Уже земные короли

состарились и умирают.

Наследники их погибают,

а дочки бледные теряют

короны чахлые в пыли.

И чернь, что надо всем царит,

их быстро в деньги превратит

или в машины переплавит —

она теперь их волей правит,

но счастье их и здесь оставит.

Металл тоскует: с жизнью этой,

такой далекой от природы,

никак не может он смириться.

К чему машины и монеты?

Он бросит кассы и заводы

и снова в шахты возвратится,

гора закроется за ним.

Перевод Т. Сильман

IV

Все станет вновь великим и могучим.

Деревья снова вознесутся к тучам,

к возделанным полям прольются воды,

и будут снова по тенистым кручам

свободные селиться скотоводы.

Церквей не будет, бога задавивших,

его оплакавших и затравивших,

чтоб он, как зверь израненный, затих.

Дома откроются как можно шире,

и жертвенность опять родится в мире,

в твоих поступках и в делах моих.

С потусторонним больше не играя

и смерть не выставляя напоказ,

служа земному, о земном мечтая,

достойно встретим свой последний час.