Книга оборотней - [25]

Дикарь по имени Руле сознался, что напал на мальчика, убил его и собирался съесть, но пришедшие люди напугали его, и он сбежал.

В ходе расследования выяснилось, что Руле был безумцем, просившим милостыню в той местности и жившим на подаяния. Вместе с ним нищенствовали его брат Жан и кузен Жульен. Сердобольные жители соседней деревни пускали бродяг на ночлег, но, как показали свидетели, в течение восьми дней, предшествовавших трагедии, Руле никто не видел.

На суде обвиняемый признался, что может превращаться в волка с помощью мази, которую получил от родителей. Когда его спросили о двух волках, виденных возле тела мальчика, Руле ответил, что, конечно, знает их, — это его брат Жан и кузен Жульен, которые тоже владеют секретом превращения. Руле предложили опознать одежду, в которой он был в день преступления, и он сделал это безошибочно. Кроме того, Руле подробно описал жертву, назвал точное место и время убийства и узнал человека, который первым прибежал на крики ребенка, — им оказался отец несчастного мальчика. В тюрьме Руле вел себя как полный безумец. Во время припадков его живот надувался и твердел. Однажды вечером он попросил воды и выпил целое ведро, после чего вообще отказался пить и есть.

Родители злодея оказались порядочными и благочестивыми людьми. Они представили в суде доказательства того, что брат заключенного Жан и кузен Жульен в день преступления работали и находились далеко от места трагедии.

— Назовите ваше имя и сословие, — обратился к обвиняемому судья Пьер Эро.

— Меня зовут Жак Руле, мне тридцать пять лет. Я нищий, прошу милостыню и живу тем, что подадут.

— В чем вы обвиняетесь?

— В сговоре с дьяволом и преступлении против Бога. От своих родителей я получил чудесную мазь, состав которой мне неизвестен.

— Втерев эту мазь, вы становитесь волком?

— Нет, но, несмотря на это, я на самом деле убил и съел малыша Корнье: тогда я был волком.

— На вас была волчья шкура?

— Нет, я был одет, как сейчас. По моим рукам и лицу текла кровь моей жертвы, ведь я пожирал плоть убитого мальчика.

— Ваши ноги и руки превращались в волчьи лапы?

— Да.

— А вместо лица у вас была волчья морда? Вместо рта — волчья пасть?

— Я не знаю, как тогда выглядело мое лицо. Голова соображала как обычно, а зубы все время грызли и кусали. Я и прежде нападал на детей, а еще был на шабаше.

Лейтенант по уголовным делам приговорил Руле к смертной казни. Он, однако, подал апелляцию в Парламент Парижа. Парламентарии решили, что обвиняемый — скорее ненормальный, чем злодей и колдун, и заменили смертный приговор двумя годами заключения в сумасшедшем доме, где несчастный должен был вновь обрести веру в Бога, утраченную вследствие крайней бедности[34].

Глава седьмая ЖАН ГРЕНЬЕ

Случай в дюнах. — Волк нападает на Маргерит Пуарье. — Жан Гренье предстает перед судом. — Его признания. — Обвинения в каннибализме подтверждаются. — Приговор. — Жизнь в монастыре. — Визит Деланкра

Однажды погожим весенним днем юные крестьянки пасли овец среди песчаных дюн, отделяющих бесконечные сосновые леса (покрывающие большую часть нынешнего департамента Ланды) от моря, которое омывает Францию с юга.

Синее небо, свежий ветерок, играющий голубыми волнами Бискайского залива и раскачивающий макушки сосен, что встали зеленой стеной на востоке, желтый песок дюн, кое-где поросших золотистым зверобоем, лазурной горечавкой и камнеломкой, шепот сосен, дубов и акаций в пышном бело-розовом цвету — все это, должно быть, необыкновенно радовало девичьи сердца, а эхо в темном лесу повторяло песни и звонкий смех.

То подружки залюбуются красивой бабочкой, то заметят гнездо перепелки — все им кажется забавным.

— Эх, вот бы мне сейчас ходули и палку, — воскликнула Жаклин Озон, — уж я бы тогда добралась до этих перепелок: отличный был бы ужин.

— Скажи лучше, вот бы эти перепелки сами залетели к нам в рот, уже зажаренные, — пошутила ее подруга.

— А у вас будут какие-нибудь обновки к Иванову дню? — спросила их третья. — Мне, например, мама обещала купить шикарную шляпку с золотистой ленточкой.

— Ты что, Аннетта, хочешь, чтобы челюсть у Этьена окончательно отвалилась? — сострила Жанна Габориан. — Гляньте, что это с той овцой?

И пастушка указала на овцу, которая подошла к самому краю дюны, задумчиво жуя травку, и вдруг подпрыгнула и помчалась прочь, словно ее что-то напугало. Одна из собак тоже, видно, что-то почуяла и зарычала, обнажив клыки.

Девушки побежали к той дюне и увидели углубление, в котором на еловом чурбаке сидел мальчик лет тринадцати. Выглядел он довольно странно. Густые рыжеватые волосы, не знавшие ни гребня, ни ножниц, ниспадали на плечи и лицо. Маленькие светло-серые глазки свирепо и злобно поблескивали в глубоких глазницах. Лицо покрывал темно-оливковый загар, крупные зубы сияли белизной, причем клыки виднелись даже тогда, когда губы были сомкнуты. Большие сильные руки казались бы даже красивыми, если бы не уродливые грязные ногти, заостренные на концах, словно птичьи коготки. Бедняга был одет в тряпье, словно нищий. Сквозь старые лохмотья виднелось изнуренное тело.

Девушки окружили найденыша и смотрели на него со страхом и удивлением. А тот не проявлял никаких признаков беспокойства, глядел на них с отвратительным вожделением и ухмылялся, обнажая белоснежные острые клыки. Вдруг мальчик заговорил грубым, неприятным голосом: