Книга об отце (Ева и Фритьоф) - [106]
Вернувшись в феврале 1907 года в Лондон, Нансен увидел, что в посольстве скопилось очень много дел, и временно ему пришлось всецело посвятить себя своим обязанностям посланника. Всех земляков, приезжающих туда с важными делами, он принимал сам и помогал им непременно лично, да и светские обязанности так захлестнули его, что порою он приходил в полное отчаяние.
«...Я был невероятно занят это время, последние дни почти без передышки,— писал он Еве.— Но я бодр и здоров, никаких следов нервозности нет. Я ведь стал совсем другим человеком и теперь не переменюсь.
Вчера вечером я торжествовал победу — мне сообщили, что несколько капитанов, задержанных в Шотландии за незаконный лов рыбы (по-моему, совершенно несправедливо) и посаженных в тюрьму, выпущены на свободу по моему настоятельному требованию. Впрочем, выпустили их лишь после того, как я пригрозил передать все дело на рассмотрение международного суда в Гааге. Приятно, когда хоть что-то удается.
Завтра я буду на утреннем приеме короля в Сент-Джеймском дворце, в пятницу вечером — в Букингемском дворце, ради этого пришлось приобрести белые штаны до колен и белые шелковые чулки, чтобы стать такой же обезьяной, как все.
В среду в Норвежском клубе обед в честь Руала Амундсена, в четверг я приглашен на обед к принцу Уэльскому вместе с королем, а после обеда будет концерт в Куинс-Холле. В пятницу обед в Геологическом обществе. Вчера был на обеде в Лондонской школе экономических и политических наук, пришлось выступить с речью. Речь завтра, речь во вторник, когда я сам даю обед в честь Амундсена, речи в среду, когда мне придется председательствовать, и, очевидно, еще выступать в пятницу. А сегодня я тоже на обеде».
Иногда Нансену удавалось улучить минутку для свидания с молодыми альпинистами С. В. Рубинсоном и Фердинандом Шельдерупом, которые занимали мансарду по соседству с посольством. Нансен любил послушать их рассказы о приключениях в горах. Но в хорошей компании время идет незаметно, и случалось, что он забывал все на свете.
Однажды ему нужно было ехать на обед к королю Эдуарду VII, а он засиделся и опоздал на целых полчаса. «О проклятье!»—воскликнул он, взглянув на часы, и помчался. Когда же наконец добрался до Букингемского дворца и, немного отдышавшись, привел в порядок свои мысли, он с самой любезной улыбкой появился перед ожидавшим его обществом, достал часы и сказал: «Право, мне кажется, что в этом доме все часы спешат. Этот хронометр сопровождал меня через весь Ледовитый океан и ни разу не отстал ни на минуту». Лед растаял, и король с королевой сердечно приняли его.
Мы с мамой очень сблизились, во всяком случае, мне так казалось. Давно уже мама рассказала мне, что «недоразумение» выяснилось и она напрасно так боялась, что отцу понравилась другая женщина. Я же по-настоящему успокоилась только летом, когда отец приехал в Сёркье и я увидала, как они счастливы друг с другом. Тогда я заметила, что мама снова стала прежней. Тут и у меня камень с души свалился.
Одного только я никак не могла понять — почему нельзя всем нам вместе поселиться в Лондоне, раз нам всем так этого хочется. Отец говорил, что мама права, как всегда, и что не стоит затевать перемен, потому что теперь он и так уже скоро окончательно вернется домой. Ни мать, ни отец не убедили меня в том, что «не стоит» затевать перемен, но я поняла, что сами они уверены в этом.
Расставания с отцом всегда были тяжелыми и волнующими, а когда он уезжал, мы начинали жить письмами. 31 января мать писала отцу:
«Вот ты и вернулся к своим делам, к туманам и слякоти. Мы так тоскуем по тебе. Даже когда ты по полдня пропадал у королевы, то хоть остальное время ты был со мной, и, сдается мне, ты был тогда весел и доволен жизнью.
Смотри не переутомись, а то еще заболеешь из-за недостатка воздуха и моциона. Помни, что ты мне обещал при расставании снова ездить верхом, и не забывай, что на свете есть свежий воздух.
У нас все здоровы и все отлично. Мне-то так хорошо, что лучше не бывает, и, по-моему, я самый счастливый человек на свете — у меня здоровые славные дети, хороший достаток, а главное, у меня есть ты, и теперь я знаю, что ты любишь меня и никогда не полюбить другую. Теперь-то я знаю наверняка, а раньше этой уверенности не было. Нет худа без добра».
А здоровые детки скоро заболели:
«Надо бы еще вчера написать тебе, да у меня было неважное настроение из-за Лив — она заболела и несколько дней пролежала с высокой температурой, не могла же я написать, что все у нас хорошо, лгать я не хочу. Но сегодня жар у нее спал, должно быть, у нее была просто инфлюэнца, которая тут как раз свирепствует. Ох, и натерпишься страху с ребятишками, пока они вырастут! Слава богу, что ,есть у меня верный помощник, доктор Йенсен, он приходит по первому зову.
...А так я живу тихо, в гостях не бываю, занимаюсь, чем хочу, и ты знаешь, что так мне хорошо. Правда, сегодня мне надо побывать у Бьёрна и Оселио, тут уж ничего нельзя поделать — она поймала меня по телефону. Приятного будет мало, в особенности если будут меня спрашивать, понравились ли мне ее концерты.
