Книга о табу на знание о том, кто ты - [12]

Другими словами, мы не играем в Игру в Чёрное-и-Белое — великую вселенскую игру в верх-и-низ, наличие-и-отсутствие, объекты-и-пространство, каждый-и-все. В противоположность этому мы играем в Игру Чёрное-против-Белого, или как чаще бывает, в Игру Белое-против-Чёрного. Ведь когда скорость чередования противоположностей незначительна, как бывает в случае дня и ночи или жизни и смерти, у нас создаётся впечатление, что тёмный или отрицательный аспект мира нам навязывается вопреки нашей воле. А затем, не понимая того, что положительный полюс и отрицательный полюс взаимосвязаны, мы начинаем опасаться, что Чёрное может победить в Игре. Однако Игра Белое-должно-победить — это уже не игра. Это борьба, которой сопутствует чувство хронического разочарования, потому что в ходе борьбы мы стараемся сделать что-то столь же бессмысленное, как попытка сохранить горы, но избавиться от долин.

Основная форма этой борьбы называется Жизнь-против-Смерти. Это так называемая борьба за выживание, которая, как предполагается, является реальной, серьёзной задачей всех живых существ. В данном случае иллюзия держится на том, что (а) эта борьба временно успешна (мы продолжаем жить до тех пор, пока не умрём) и что (б) жизнь требует, от живущих усилий и изобретательности. Последнее, впрочем, верно и в отношении игр, которые не подразумевают серьёзной борьбы. Насколько мы знаем, животные не одержимы постоянным беспокойством о болезнях и смерти так, как мы, потому что они живут настоящим. Тем не менее они вступают в борьбу, когда ощущают голод или подвергаются нападению. Однако мы должны быть внимательными, когда говорим о животных в качестве модели «совершенно естественного» поведения. Ведь если «естественным» называть «доброе» или «мудрое», несомненно, что люди могут проявлять себя лучше, чем животные, хотя так случается далеко не всегда.

Люди относятся к смерти как к большому пугалу, и особенно это характерно для представителей Западного мира. Причина этого, вероятно, кроется в том, что не так давно повсеместно было распространено христианское поверье, согласно которому за смертью последует ужасный Страшный Суд, на котором будут решать, куда приписать грешника — на временные муки в Чистилище или на вечную агонию в Ад. Сегодня же более популярно мнение о том, что после смерти мы попадаем в вечную пустоту. Пытаясь вообразить себе это своеобразное переживание, мы прежде всего думаем о человеке, которого заживо похоронили и держат под землёй вечно. Нет больше друзей, солнечного света и пения птиц — только тьма и тьма без конца.

Не уходи по своей воле в эту ночь, что тьмою манит…

До последнего борись за свою жизнь и света танец.

С помощью воображения невозможно представить себе абсолютную пустоту, и потому этот пробел заполняют наши фантазии. Нечто подобное происходит в экспериментах по изоляции органов чувств (experiments with sensory deprivation), участников которых погружают в воду в звуко- и светонепроницаемых помещениях. Поэтому когда смерть рассматривается как окончательная победа Чёрного над Белым в чрезвычайно серьёзной Игре Белое-должно-победить, фантазии, которые заполняют этот пробел, становятся довольно неприятными. Даже популярные образы Небес у нас довольно суровы, потому что Бога, как правило, воображают себе в виде очень серьёзного и грозного Дедушки, восседающего на троне в громадной церкви — а в церкви, как известно, человек может благопристойно «возрадоваться», но не может от души, раскатисто рассмеяться.

О как велика их радость и слава,

Вечное счастье блаженных в Раю!

Кто желает, чтобы его нарядили в стихарь и навсегда заперли в церкви, где ничего нельзя делать, а можно только петь «Аллилуйя!»? Эти образы, разумеется, являются исключительно символическими, но ведь все мы знаем, как дети относятся к Божьей Доброй Книге в чёрном переплёте и с совершенно непонятным шрифтом, а также к традиционным протестантским праздникам. Мыслящие христиане перерастают эти ужасные образы, но в детстве страх уходит глубоко в подсознание и оттуда продолжает определять наше отношение к смерти.

Есть все основания полагать, что представления о смерти человек получает в ходе воспитания в обществе, потому что на сегодняшний день наука не даёт убедительных доказательств в пользу того, что существуют какие-то врождённые природные эмоции, связанные с умиранием. В качестве примера представлений, формируемых у человека обществом, можно привести широко распространённое мнение о том, что рождение ребёнка должно быть болезненным. Христианство утверждает, что страдания в данном случае являются наказанием за Первородный Грех или массу приятных переживаний при его зачатии. Ведь Бог сказал Еве и всем её дочерям: «В болезни будешь рожать детей» (Быт. 3 16). Итак, все верили, что давая жизнь ребёнку, женщина обязательно должна мучиться, и они выполняли этот долг, а многие продолжают это делать и по сей день. В то же время мы были немало удивлены, когда обнаружили, что в «первобытных» обществах женщины рожают детей, работая в поле. Они просто приседают, производят дитя на свет, перекусывают пуповину, кормят ребёнка, пеленают его и продолжают работу. Дело не в том, что эти женщины так разительно отличаются от наших, — у них просто другое отношение к родам. И вот наши гинекологи недавно обнаружили, что многих женщин не так уж трудно подготовить к естественным и лёгким родам. «Родовые муки» для этого переименовывают в «напряжения», после чего будущие матери регулярно проделывают ряд подготовительных упражнений, смысл которых в том, чтобы научиться расслабляться под это напряжение и содействовать ему. Роды — это не болезнь, говорят им. Женщину забирают в роддом только для перестраховки на тот случай, если что-то пойдёт не так как нужно. А в последнее время становится всё более популярной традиция принимать роды на дому.