Книга о концах - [10]

Дальше путь был легче и опаснее - участились поселки и города, народ попадался менее приветливый, полиция пошла гуще и дотошнее. На одном перегоне удачно затесался в компанию бродяг последнего разбора, с ними устроился в пароходном трюме, и когда случился в пути полицейский досмотр,нет ли бежавших политиков,- Николай Иванович, вниманьем не даря, зверски дулся с товарищами в засаленные карты, ругался последними словами,- и полиции не пришло в голову пошарить среди шпаны и выудить интеллигента.

Так добрался до Томска, с опаской и риском нашел нужного человека, а дальше, побрив бороду и хорошо протерев бережно сохраненные очки, ехал в поезде сельским учителем, с малы-ми деньгами, но ладным, наизусть заученным паспортом,- чтобы, при надобности, ответить без промаха и ошибки.

Слушая стук колес, вспоминал пройденный путь и дивился, что жив и здоров; считал это как бы вторым рождением и любовно рассматривал свои огрубевшие, в мозолях и рубцах, с поломан-ными ногтями руки. На нем была чистая голубоватая рубашка с мягким воротником и тонким плетеным галстуком и пиджачная пара, в которой можно даже и в большом городе не привлечь праздного внимания. И он читал газету, купленную на станции. Значит, действительно - есть и такая жизнь.

В Москву Николай Иванович приехал с удобным для него ранним поездом,весь деловой день впереди. Не мешкая, явился на утренний прием к врачу на Каретной-Садовой, пробыл недол-го, получил новый адрес и до вечера успел побывать и там. Но, конечно, сразу ничего не делается, задержки неизбежны: и денег мало в партийном комитете, и сугубая осторожность, и много новых и незнакомых людей, так что с заграничным паспортом придется обождать, если не хочет Николай Иванович перебраться за границу тайными путями, а это сейчас очень неверно и опасно.

Пройти такой путь и быть арестованным на самом пороге Европы - это не улыбалось Николаю Ивановичу. Лучше повременить, меньше показываясь на улице. Кое-как протянул и эту неделю, спутешествовал пешком в Троице-Сергиевскую лавру усердным богомольцем. К назначе-нному дню вернулся в Москву, уверенный, что никакого хвоста за ним быть не может, и в услов-ленный час пошел на конспиративную квартиру.

На улице никого, даже не видно дворника. Час ранний, в доме, наверное, только-только встали. Так и удобнее.

Шел неделями тайгой - и не боялся; спал со шпаной вповалку на заплеванном полу - и было не хуже, чем в мягкой постели. В поездах вел степенные речи со спутниками, ни в ком не возбудив подозрения. А вот тут, где все просто, да притом и последний этап мытарств, за которым - настоящая воля и отдых, может быть Париж, а то и Италия,- тут какая-то нелепая опаска, даже слегка дрожат ноги. Правда, там везде оберегал себя сам, выбирая пути и тропинки, а здесь, хочешь не хочешь, нужно довериться другим.

Пониже надвинув кепку, Николай Иванович зашел в подъезд. А когда поднялся на второй этаж, внизу дверь подъезда с силой захлопнулась. Постояв минутку, решил не быть младенцем, а сначала вернуться и посмотреть, почему хлопает дверь, когда никого у подъезда не было. Спусти-лся, тронул ручку, осторожно приотворил,- а обратно затворить уже не мог. За дверью ждало трое, а сверху послышался топот ног. В отчаяньи ринулся на улицу - и попал в недружеские объятья. Успел только пожалеть, что револьвера ему так и не добыли московские товарищи,- иначе его новый плен обошелся бы дорого похитителям свободы. Со всей силой грузчика и сибирского бродяги бил по зубам, кусался, отбивался ногами,- но с пятерыми совладать не мог. Когда навалились и подмяли, Николай Иванович ослабил мускулы и, как мог спокойнее, крикнул:

- Ладно, ребята, не натружайтесь! Ваша взяла!

Запыхавшись, они больно скручивали ему руки. Он не стонал и не напрягался. Смотрел сво-им тамошним, хмурым и насмешливым взглядом, как один из агентов, корчась от боли, потирал укушенную руку,- смотрел на них всех взглядом каторги и тайги. И тот, кто был среди них старшим, уверенно сказал:

- Этот тебе не жидовская слизь! Видать сразу - наш, православный, матерой волк!

ПРЫЖОК

Сильного мужчину втолкнули в извозчичью пролетку, голову пригнули к ногам, двое нава-лились, третий погонял испуганного извозчика. Везли в арестный дом при полицейском участке. Кого взяли - сами не знали. При засаде, устроенной в доме по доносу, за два дня взяли добрый десяток.

Едва дыша под полицейскими сапожищами, Николай Иванович "принимал меры". В согнутом положении это оказалось даже удобнее. Оттянув жилет связанными руками, достал из карманчика бумажку с адресами и три рубля: бумажку съел, а три рубля засунул за голенище сапога. На такую тайную кропотливую работу хватило всего пути.

В пречистенской части допрос краток: кто такой, к кому приходил? Николай Иванович отвечал степенно, толково и почтительно:

- Нешто можно, ваше благородие, сначала брать человека, а потом спрашивать имя? Имя надо раньше знать, тогда и спрашивать не придется.

Помощник пристава сердито:

- А ты не учи и не вертись. Спрашиваю - отвечай!

Николай Иванович с прежним дурашливым достоинством: