Книга о Башкирии - [17]
Вот и все…
В герое самое важное — его постоянная готовность к подвигу, великое складывается из малого.
СУЩЕСТВУЕТ И ТАНАЛЫК…
До чего здесь земля черна,
До чего здесь земля сочна!
Солнце борозду озарит —
И, как уголь, горит она!
Бросишь в сумерках ты зерно —
До зари прорастет оно.
Чернозем благодатный наш —
Хоть возьми да на хлеб намажь!
Мустай Карим. «Земля моя»
Бабушка и внучка
От Уфы до целинного Хайбуллинского района полтора часа полета. Под крылом «АН-2» проплывают колхозные поля, белокаменные цитадели Большой Нефтехимии — Стерлитамак, Салават, Ишимбай, потом необъятный лес, зеленой шкурой накинутый на кряжистые плечи Южного Урала.
Я гляжу в круглое оконце и думаю о двух комсомольцах из Башкирии, имена которых надолго вошли в историю страны.
Первый покинул Башкирию, стремясь защитить Москву от захватчиков. В 1943 году он закрыл своей грудью вражескую амбразуру. Обыкновенный рос парнишка. А стал Александром Матросовым.
Второй — Сергей Чекмарев — наоборот, из Москвы приехал в Башкирию, с год поработал здесь, сначала в Таналыкском, затем в Инякском совхозах. А в 1933 году он погиб, как говорят, при исполнении служебных обязанностей.
Тень нашего «АН-2» заскользила по степи, по той самой, что помогла Чекмареву найти строки его стихов:
Первыми моими целинными знакомыми оказались девчата из гурта коммунистического труда Таналыкского совхоза.
Таналык… Да, существует такая речонка: прозрачная, быстрая, студеная. Часто ее берега вовсе голые, изредка — заросли тальником. И надо подойти совсем близко, вплотную, чтобы понять ее красоту, увидеть ослепительную — от берега до берега — улыбку. Каждая капелька ее вобрала свет солнца, синь неба, зелень травы. И каждой каплей она одного хочет, одно может: приносить всему живому добро и радость.
В Таналыке доярки полоскали белье.
Два года назад по комсомольской путевке приехали в Хайбуллинский район четыре подружки. Обжились. Стали хорошими доярками. В один день всех приняли кандидатами в члены партии.
Работа у девчат трудная, но пожаловались они только на одно:
— Мы просились в новый целинный совхоз, а нас сюда, в старый. Тут разве что при Чекмареве и была целина. Конечно, мы стараемся. Некоторые даже в отпуск не поехали: боялись, что надои снизятся…
По совету девушек я поехал в поселок Целинный — центр одного из «чисто целинных» совхозов — Хайбуллинского.
Мне еще раньше рассказывали такую историю о первой борозде, которую проложили в этих местах.
Ранней весной 1954 года несколькими партиями прибыли новоселы в голую степь. Грязь, холод, бездорожье…
Первую борозду решили проложить в день Первомая.
Тракторов и людей было вполне достаточно, а вот плуг оказался в единственном числе: застряли машины, везшие инвентарь.
Счастливцы, у которых был плуг, с легким сердцем легли спать и видели во сне, как отваливаются от их лемехов пласты земли.
А ранним утром их поднял отчаянный крик:
— Плуг украли!
Оказывается, те целинники, что остались без плуга, ночью перетащили его к себе.
Они и проложили заветную борозду.
Что ж, как и всегда, победителей не судили…
Среди самых первых новоселов были мои новые знакомые; главный агроном совхоза Александр Кривошеев и механизатор Салават Мавлетбаев.
— В нашем отделении были свои казусы, — рассказали они мне. — Семь лет прошло, а не забывается первая весна! Ох и трудная была!.. Мы тогда не только с землей — с разным сбродом, затесавшимся в наш коллектив, воевали. И победили. Не верьте тем, кто говорит, что разные люди целину поднимали. Целину подняли только настоящие люди. И она их подняла, сделала героями.
Молодые целинники посоветовали:
— О нас, приезжих, много писали. А ведь мы одни не смогли бы поднять такую громаду земли без местных жителей. Вот об этих целинниках и надо бы написать.
Через двенадцать километров шофер, которого весь район звал Славкой, остановил машину у самой околицы поселка Комсомольский и постучался в дверь последнего дома.
Вышел невысокого роста человек.
— Гостя примете? — спросил шофер.
— Проходите, — и захромал к двери.
При свете электрической лампочки еще раз глянул на меня, прямо в глаза.
Так завязалось мое знакомство с одним из ветеранов башкирской целины — Алексеем Бирюковым.
Речь пойдет о человеке, который годится в отцы и девушкам из коммунистического гурта, да и тем, кто приехал на целину в 1954 году.
Он был чуть постарше Александра Матросова и в одно с ним время принял на себя удар немецких захватчиков. Он был чуть моложе Чекмарева и начал трудовой путь в один с ним год, в одном и том же совхозе — Таналыкском.
Долго сидели мы в ту ночь. Многое вспомнил старый солдат.
— Три месяца окопов да девять месяцев госпиталя — год продолжался для меня фронт. Только, если по правде сказать, и сегодня война продолжается: то какой-нибудь недобитый фашист голосок подаст, то старые раны к непогоде заноют… Ну, да я отвлекся. Отсекли мне ногу повыше колена. Потихоньку начал обкатывать деревянную.
Стал учиться разному ремеслу. Взялся за сапожное дело — не получается. Попробовал столярить — та же история. Нет, стало быть, способностей…
Книга в трёх частях, написанная Д. П. Бутурлиным, военно-историческим писателем, участником Отечественной войны 1812 года, с 1842 года директором Императорской публичной библиотеки, с 1848 года председатель Особого комитета для надзора за печатью, не потеряла своего значения до наших дней. Обладая умением разбираться в историческом материале, автор на основании редких и ценных архивных источников, написал труд, посвященный одному из самых драматических этапов истории России – Смутному времени в России с 1584 по 1610 год.
В книге приводятся свидетельства очевидца переговоров, происходивших в 1995 году в американском городе Дейтоне и положивших конец гражданской войне в Боснии и Герцеговине и первому этапу югославского кризиса (1991−2001). Заключенный в Дейтоне мир стал важным рубежом для сербов, хорватов и бошняков (боснийских мусульман), для постюгославских государств, всего балканского региона, Европы и мира в целом. Книга является ценным источником для понимания позиции руководства СРЮ/Сербии в тот период и сложных процессов, повлиявших на складывание новой системы международной безопасности.
Эта книга обращена ко всем гражданам Русского мира, интересующимся его дальнейшей судьбой. Сохранится ли он или рассыплется под действием энтропии – зависит не столько от благих пожеланий, энергии патриотизма и даже инстинкта самосохранения, сколько от степени осознания происходящего. А оно невозможно без исторической памяти, незапятнанной маловерием и проклятиями. Тот, кто ищет ответы на классические вопросы русской интеллигенции, найдёт в этой книге духовную пищу. Юным идеалистам она принесёт ниточку Ариадны, которая свяжет их с прошлым.
В настоящей монографии представлен ряд очерков, связанных общей идеей культурной диффузии ранних форм земледелия и животноводства, социальной организации и идеологии. Книга основана на обширных этнографических, археологических, фольклорных и лингвистических материалах. Используются также данные молекулярной генетики и палеоантропологии. Теоретическая позиция автора и способы его рассуждений весьма оригинальны, а изложение отличается живостью, прямотой и доходчивостью. Книга будет интересна как специалистам – антропологам, этнологам, историкам, фольклористам и лингвистам, так и широкому кругу читателей, интересующихся древнейшим прошлым человечества и культурой бесписьменных, безгосударственных обществ.
В сборнике собраны статьи польских и российских историков, отражающие различные аспекты польского присутствия в Сибири в конце XIX – первой четверти XX вв. Авторами подведены итоги исследований по данной проблематике, оценены их дальнейшие перспективы и представлены новые наработки ученых. Книга адресована историкам, преподавателям, студентам, краеведам и всем, интересующимся историей России и Польши. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Говоря о своеобразии Эфиопии на Африканском континенте, историки часто повторяют эпитеты «единственная» и «последняя». К началу XX века Эфиопия была единственной и последней христианской страной в Африке, почти единственной (наряду с Либерией, находившейся фактически под протекторатом США, и Египтом, оккупированным Англией) и последней не колонизированной страной Африки; последней из африканских империй; единственной африканской страной (кроме арабских), сохранившей своеобразное национальное письмо, в том числе системы записи музыки, а также цифры; единственной в Африке страной господства крупного феодального землевладения и т. д. В чем причина такого яркого исторического своеобразия? Ученые в разных странах мира, с одной стороны, и национальная эфиопская интеллигенция — с другой, ищут ответа на этот вопрос, анализируя отдельные факты, периоды и всю систему эфиопской истории.