Книга ночей - [19]

Малое время спустя Матье-Малинка отправился вслед за хозяином. Смерть и его застала в самый разгар любимого дела. Однажды утром Жан-Франсуа-Железный Штырь обнаружил своего напарника уткнувшимся в стенку, в самом укромном местечке хлева: тот так и застыл стоя, с опущенными руками; расстегнутые штаны лежали гармошкой на деревянных сабо. Пришлось звать на помощь Виктора-Фландрена, иначе умершего никак было не оторвать от стены, — последняя «жена» Матье-Малинки крепко держала своего любовника, и, делать нечего, они прибегли к пиле. Так его и схоронили без той единственной части тела, к которой он проявлял хоть какой-то интерес. А она, эта часть, осталась навсегда вмурованной в стенку хлева, где ей (как сказал Жан-Франсуа-Железный Штырь, замазывая дыру цементом, чтобы укрыть последнюю память о друге) будет куда лучше, нежели в холодной земле, вместе с остальным телом.

С каждым месяцем Виктор-Фландрен проникался все большей любовью к земле, все крепче врастал в крестьянскую жизнь. Снег уже стаял, и он с удовольствием оглядывал подсыхающие поля и луга вокруг фермы, ручьи, пруды и болота, куда постепенно слетались стаи птиц, спасавшихся от зимы в дальних краях.

Валькуры владели самыми обширными угодьями в Черноземье и, вдобавок, весьма удачно расположенными. Соседи звали их землю Синим Жиром — она была необычайно плодородна, а свежевспаханные борозды и впрямь лоснились на солнце, точно политые маслом.

Вообще в Черноземье каждый участок носил имя, связанное с его качеством или историей. Так, имелись здесь Лунные Болота, Волчья Баня, Дымная Лужа, Кабаний Колодезь и Бешеный Ручей. Рощам вокруг домов также присвоили названия: одной — Лес Ветреных Любовей, другой — Утренний Подлесок, третьей — Мертвое Эхо. Именно в этой последней, самой густой из всех, Виктор-Фландрен и повстречал волка. Каждый из семнадцати домов тоже имел прозвище, его сохранили даже те, что развалились. И, конечно, почти все обитатели селения присоединяли к своим именам меткую кличку. Верхняя Ферма утратила прежнее название «Валькур-слава-императору»; теперь она стала домом Пеньеля-Золотая Ночь.

Золотая Ночь созерцал землю, простиравшуюся вокруг него, еще более молчаливую и медлительную, чем сонная вода каналов, столь же скупую и суровую, как шахта, где каждый божий день приходилось бороться за существование. Только плоды, которые он вырывал у этой земли, принадлежали ему самому, и, извлекая их из подземного мрака, он нес их к свету.

Виктор-Фландрен никогда не рассказывал Мелани о своем прошлом; он пришел к ней и остался в ее жизни незнакомцем. И она не задавала ему никаких вопросов, только втихомолку дивилась его золотистой тени и странному ожерелью из семи молочно-белых бусинок, которые даже у него на шее неизменно оставались холодными. Но она догадывалась, что человек, один взгляд которого замутняет зеркала, на любые вопросы может дать еще более диковинные ответы. И потом, к чему ей знать, откуда пришел этот человек; главное, теперь он здесь, с нею. При нем хозяйство ее расцветало, стада множились, земля приносила обильный урожай, и даже ее собственное тело стало плодородным. Ибо наконец в ее чреве шевельнулся ребенок.

4

Он появился летним днем. Никто так и не понял, зачем он покинул лес в такое время года и средь бела дня пришел в селение. Когда он затрусил по улицам Черноземья, испуганные крестьяне первым делом позапирали во дворах скот и детей, затем вооружились косами, топорами и вилами и, в сопровождении собак, бросились ловить Зверя. Однако волк бежал своей дорогой, не помышляя о добыче на лугах и в усадьбах, не обращая никакого внимания на орущую толпу и псов, спешивших за ним следом. Он мчался так быстро, что никто не смог его догнать, и когда, срезав путь через поля, добрался до Верхней Фермы, его преследователи еще пыхтели у подножия холма.

Виктор-Фландрен тотчас признал голос волка. Только на сей раз в нем звучал не тот безумный пронзительный смех, а долгая страдальческая жалоба.

Волк рухнул посреди двора на бок; в таком положении его и застал Виктор-Фландрен. Увидев волка, он не оробел и не удивился, хотя со времени его ночевки в лесу прошло более двух лет. Присев на корточки рядом с лежащим зверем, он легонько приподнял его голову.

Волк перестал визжать; слышно было только глухое, прерывистое биение его сердца. В желтых глазах сверкнул живой огонек, который из яркого сделался тусклым, а потом и вовсе померк в черных дырах зрачков. Из-под упавших век тонкой струйкой вытекли слезы, и Виктор-Фландрен, покрепче сжав голову зверя, слизнул эти едкие, горько-соленые капли. Голова волка тяжело упала к его ногам.

Заметив ватагу крестьян, спешивших к его ферме, Виктор-Фландрен схватил волка в охапку, унес в амбар и запер.

Все мужчины поселка, некоторые даже с женами, стояли у ворот; едва они вошли во двор, как Золотая Ночь пошел им навстречу, объявил, что волк мертв и они могут расходиться по домам. Но крестьяне во что бы то ни стало хотели увидеть мертвого Зверя и бросить его останки собакам. Золотая Ночь отказался — еще, мол, рано показывать им волка, — и выставил за ворота.