Книга несчастной любви - [26]

– Ты не пригласила Бегонию? – удивленно спросил я Марию де лас Ньевес, увидев, что на вечеринке нет Бегонии.

– Не вижу смысла приглашать ее,– ответила она. – А почему ты спрашиваешь? Влюбился, что ли, в Бегонию? Если влюбился, то в любви давай-ка признавайся ей на выпускном.

Это прозвучало как приказ и одновременно как издевка, такой тон разговора меня смутил, ведь внешность Марии де лас Ньевес всегда ассоциировалась у меня со скромными и нежными, почти музыкальными чувствами. Ее глаза ярко засветились голубым кобальтом, и я догадался, что это было только началом.

Она стала упрекать меня в бесхребетности, в отсутствии терпения. Неужели мне было непонятно, что она также хотела пригласить меня на выпускной? Она была обижена, раздражена и прямо-таки прекрасна в своей ярости. По-видимому, Мария де лас Ньевес думала, что не должна мне достаться слишком легко, и притворилась безразличной, когда вдруг – бац! – и ей вставили палку в колеса, пригласив меня раньше ее. А я, понятное дело, как кретин, взял и обрадовался, да еще и у всех на глазах. У всех на глазах обрадовался или у всех на глазах кретин? Нет, мне она этого не сказала.

Безжалостная Мария де лас Ньевес выставила в мою сторону свой нос Клеопатры. Она хотела раздавить меня носком своей туфельки, а на самом деле возносила до небес своим царственным носиком. Эта необычайно красивая девчонка выставляла меня тряпкой перед всеми, но никто не понимал того счастья, которое я ощущал, будучи тряпкой в ее руках. Она любила меня, посудное мочало с характером мокрицы. И я любил ее, этого снежного сфинкса с носиком царицы.

Любовь допускает парадоксы и откровения. Откуда мне было знать, что Мария де лас Ньевес хотела пригласить меня на выпускной? Уже ничего не поправишь. Даже дружбы не вернешь. Ситуация была трагической, но я не грустил, ведь по теории выпускных вечеров, связанной с толкованием снов, где-то там в одной из грез на выпускной я шел с Марией де лас Ньевес. Вот такие бредни терзали мою голову, когда рядом со мной прозвучал ласковый голос Аны Лусии:

– Ах, бедненький… вот оно как все разом тебе привалило. Потанцуем, может, все и переменится, а?

Ана Лусиа говорила со мной соблазнительным тоном человека, который все-то знает и все-то понимает, она стала танцевать, не прекращая смотреть мне в глаза. Если Мария де лас Ньевес была невозможной, то Ана Лусиа – немыслимой. Мысль о ней никогда не приходила мне в голову. Но после откровения судьба приготовила мне еще и парадокс: без всякого на то повода Ана Лусиа взяла и поцеловала меня. Это был нежный и робкий поцелуй в губы, который огорошил меня, одарил радостью амебного существования и прогрессирующим параличом. Так как целовали меня впервые, то две мысли обрушились на мою голову: первая – чистый бред во плоти («Неужели я превратился в принца?»), а вторая – сама правда жизни («Теперь я должен буду жениться»).

Есть иные, более подходящие и потайные, места для поцелуев и ласк, но к таковым ни в коем случае не относятся вечеринки накануне выпускного, куда школьницы приглашают своих преподавателей из академии. Ана Лусиа выпила лишнего, и очень скоро я заметил на себе десятки недобрых взглядов, полных изумления и осуждения. Прежде чем я что-либо понял, три девчонки увели Ану Лусию, и Мария де лас Ньевес попросила меня, чтобы я-по-жа-луй-ста-сию-ми-ну-ту-ос-та-вил-ее-дом. Всего за несколько часов я превратился в распутника, подлеца и ничтожную личность. В ловкача, который соблазняет женщин, убаюкивая их своими дурацкими россказнями, в проныру, который пользуется любым случаем, чтобы поразвлечься за их счет, и который подкатывает к выпившим чуть-чуть больше нормы девчонкам. Жаль, что эта незаслуженная, но столь желаемая слава обрушилась на меня в такой неподходящий момент.

На следующий день мне позвонила Бегония и с раздражением в голосе сказала, что она разговаривала с Марией де лас Ньевес, и теперь ни о каком выпускном не может быть и речи, она уже не желает идти со мной и просто в ярости оттого, что потеряла столько времени с такой крысой, как я. В подобных обстоятельствах мне оставалось уповать либо на крысомор, либо на звонок Ане Лусии. (А если она все-таки приглашает меня на выпускной? – подумал я.)

Набирая ее номер, я вспомнил ту тоску, которая нападала на меня всякий раз, когда я слышал о любовных злоключениях моих друзей по коллежу, по «Трене» или по университету, когда они смеялись над девчонками, которые названивали им после какой-нибудь вечеринки, чтобы узнать, «было» ли у них или «не было», вместе они теперь или не вместе, и как быть с бессчетным количеством поцелуев, которыми они одаривали друг друга под музыкальные рулады.

– Ана Лусиа, помнишь?

– Да ничего я не помню.

В тот же вечер в пабе «Лион» в Мирафлорес я спросил Ану Лусию, чувствовала ли она что-нибудь ко мне. Она с улыбкой посмотрела на меня и сказала, что ничего особенного, что все проходит и с ней уже все нормально, что один поцелуй ничего не значит и что сегодня ты, а завтра я. Мне захотелось сказать ей, что для меня это было важно, что с того момента я только и думаю о ней, что сегодня я и завтра тоже я, но мне показалось, что, как ни старайся, все будет впустую. Кто поверит, что менее чем за один час я, уже будучи приглашенным Бегонией, оказался востребованным Марией де лас Ньевес и поцелован Аной Лусией? Я был так робок, что не смел сопротивляться никому.