Книга II. 1054-1462. Тома 3-4 - [5]

На княгине покрывало, завязанное под бородою; верхняя одежда красного цвета с широкими рукавами, с широкою желтою полосою на подоле и с золотым поясом, видны рукава нижней одежды с золотыми поручами; башмаки золотые.

Отношения князя к дружине оставались в главных чертах прежние. При Ярославе произошел новый набор дружины, но при сыновьях его уже начались усобицы, перемещения князей из одной волости в другую; легко понять, как такой порядок вещей должен был действовать на положение дружины. Дружинники должны были или переезжать вместе с князьями из одной волости в другую или, оставаясь в прежней, вступая в службу нового князя, ждать, что старая дружина последнего, которая приедет с ним из прежней волости, займет первое место: в княжение Всеволода Ярославича и племянника его Святополка мы видим ясные указания летописца на подобные отношения старой и новой дружины при перемене князей. Таково было неприятное положение дружины и при бесспорных сменах князей; но каково же было ее положение при борьбах, усобицах, когда один князь силою выгонял другого из волости? Тогда дружина побежденного князя по необходимости должна была бежать с ним из прежнего города в другой какой-нибудь, уступая место дружине победителя.

Таким образом, вследствие перемещений княжеских и дружина не могла получить оседлости. От 1051 до 1228 года мы встречаем в летописи полтораста имен дружинников; из этого числа не наберем и пятнадцати таких, которых отчества указывали бы нам, что это сыновья прежде известных лиц, да и здесь исследователи руководствуются по большей части одними предположениями: вероятно, может быть, что такой-то Лазаревич был сын известного прежде Лазаря. Потом из этого количества имен мы наберем едва шесть примеров, чтоб дружинник служил после отца сыну, и, с другой стороны, не более шести примеров, чтоб дружинники оставались в одних и тех же волостях; наконец, встречаем не более двух примеров наследственности сана тысяцкого в одних родах.

Понятно, что при такой неоседлости дружине трудно было во все это время вступить в прочные, непосредственные отношения к волостям, получить важное первенствующее земское значение в качестве постоянных, богатейших землевладельцев, в качестве лиц, пользующихся наследственно правительственными должностями; бояре по-прежнему оставались боярами князей, а не боярами княжеств, действовали из личных выгод, тесно связанных с выгодами того или другого князя, но не из выгод сословных. Действия дружины имели значение, силу, когда ее выгоды совпадали с выгодами города, волости; так случилось в Киеве по смерти Всеволода Ольговича; в Ростовской области по смерти Боголюбского; здесь, во втором примере, бояре действуют против младших Юрьевичей в пользу Ростиславичей, по согласию с ростовцами, но дело решается не в их пользу вследствие особых отношений новых городов. При этом надобно заметить также, что с самого начала у нас на Руси вследствие размножения членов княжеского рода управление сколько-нибудь значительными волостями и городами переходит к князьям-родичам, а не к боярам, которые по этому самому теряют возможность приобрести важное значение в качестве областных правителей: это важное значение остается за князьями же. Исключение составляют галицкие бояре: Галицкая волость, ставши особым владением Ростиславичей, князей, исключенных из старшинства в роде Ярославовом, по этому самому не переменяла князей своих; с другой стороны, не дробилась на мельчайшие волости в племени Ростиславичей, потому что Владимиру удалось избавиться от всех родичей и стать единовластителем в Галиче; единовластие продолжалось и при единственном сыне его Ярославе. Вследствие этого боярам галицким была возможность установиться в стране, получить важное земское значение в качестве богатых землевладельцев и областных правителей: вот почему влияние дружины в Галиче на дела страны оказывается таким исключительным; сколько-нибудь сильного участия городов в событиях, происходивших по смерти Романа Великого, не замечаем, хотя народонаселение их вообще питало привязанность к молодому Даниилу. Прибавим сюда еще влияние быта соседних Галичу государств. Польского и Венгерского.

Но если так част и так необходим был переход дружины из одной волости в другую и от одного князя к другому, то легко понять, что не было возможности для точного определения отношений ее к князю; дружинник имел полную свободу переходить из службы одного князя в службу другого: каждый князь принимал его с радостью, ибо каждый нуждался в храбрых дружинниках; переход был легок для дружинника и во всех других отношениях, потому что Русская земля сохраняла свое единство, равно как и род княжеский, следовательно дружинник, переходя от одного князя к другому, не изменял чрез это нисколько ни Русской земле, ни роду княжескому, владевшему ею нераздельно. Князья не могли условиться не допускать этого перехода, потому что очень редко случалось, чтоб все они находились в мире и добром согласии между собою, а при первой усобице дружинникам открывался свободный путь для перехода от одного враждебного князя к другому: так, в силу обстоятельств обычай перехода скоро должен был превратиться в право, и после в княжеских договорах мы увидим, что князья обязываются не препятствовать переходу дружинников: «А боярам между нами и слугам вольным — воля». Существовало ли такое условие в княжеских договорах описываемого времени, или подразумевалось, как естественное и необходимое, и явилось только после при ослаблении родовой связи между князьями, обособлении княжеств — решить нельзя по неимению княжеских договорных грамот из описываемого периода; мы знаем одно только, что такие грамоты существовали в это время. Хороший князь, по современным понятиям, не отделял своих выгод от выгод дружины, ничего не щадил для последней, ничего не откладывал собственно для себя; жил он с нею в братском, задушевном кружку, не скрывал от нее имения, не тая дум своих, намерений: «Князь! — говорит дружина Мстиславу Изяславичу, — тебе без нас нельзя было ничего ни замыслить, ни сделать, а мы все знаем твою истинную любовь ко всей братьи». А Владимиру Мстиславичу дружина говорит: «Ты сам собою это, князь, замыслил, так мы не едем за тобою, мы ничего не знали». Из тона летописи видно, что не нравилось, когда князь имел одного любимца, которому открывал свои думы, скрывая их от остальной дружины: так, рассказывая о дурном поступке Святослава Всеволодовича с Ростиславичами, летописец говорит: «Святослав посоветовался с княгинею да с Кочкарем, любимцем своим, а лучшим мужам думы своей не объявил». Князь почти все время свое проводил с дружиною: с нею думу думал, на охоту ездил, пировал; в житии св. Феодосия читаем, что когда князь Изяслав хотел ехать к преподобному, то распускал всех бояр по домам и являлся в монастырь с одним малым отроком: это рассказывается как исключение из обычая. При таких близких отношениях бояр к князю естественно ожидать, что советы их и внушения не оставались без следствий в распрях и усобицах княжеских: в деле ослепления Василька летописец прямо обвиняет известных бояр Давыдовых; не раз попадается известие, что князь поступил дурно, послушавшись злых советников; если дружинник по неудовольствию оставлял одного князя и переходил к другому, то, конечно, не мог содействовать приязни между ними. Мстислав Изяславич отпустил от себя двоих бояр, братьев Бориславичей, озлобив, по выражению летописца, потому что холопи их покрали княжеских коней из стада; Бориславичи перешли к Давыду Ростиславичу и начали ссорить его с Мстиславом. Вследствие таких отношений встречаем в летописи известие, что при княжеских договорах и бояре целовали крест — добра хотеть между князьями, честь их беречь и не ссорить их.