Книга и братство - [199]

— Потому что мне нужна ты!

— Я вынудила тебя сказать все это.

— Роуз, не будь такой несносной, ты знаешь, что я люблю тебя.

— Не знаю, не знаю ничего, я живу на краю тьмы… если не откажешься от идеи писать книгу, буду помогать… но мне нужно чувство надежности, что я не одинока.

— Ты не одинока! Ты сестра Синклера, мой самый близкий друг. Я люблю тебя. Что я могу еще сказать?

Роуз отпустила его рукав:

— Действительно, что ты еще можешь сказать. И помни… хотя, почему ты обязан помнить. Значит, мы будем жить вместе, или по соседству, или поблизости и видеться часто…

— Да, если хочешь этого.

— Ты сам предложил.

— Потому что хочу этого.

— Тогда договорились. А теперь иди домой. Я в самом деле устала.

— Роуз, не надо так…

— Иди. Я в порядке. Я помогу тебе с книгой.

— Доброй ночи, дорогая. Не сердись на меня, Роуз, милая. Я действительно люблю тебя. Я заставлю тебя поверить этому. Можем даже съездить в Венецию.

После того как он ушел, Роуз сидела и тихо плакала, белый платок уже не помогал, и слезы капали на грязный стол. Отодвинув тарелки, она плеснула себе виски. Сколько слез она пролила из-за этого мужчины, и, конечно, это еще не конец.

Она была совершенно разбита, понимала, что произошло что-то важное, но не была уверена, во благо ли ей или она сделала ужасную ошибку, использовав последний шанс. До чего безупречно она, должно быть, вела себя все эти годы, уже так много лет, чтобы считать свое поведение нынешним вечером возмутительно несдержанным, слишком эмоциональным! Она была полна раскаяния и стыда: позволила себе кричать на него, высказала все, что думает. Сказала, что любит его, и ничего не получила в ответ, что не только не соответствовало истине, но и безусловно нарушало всякие правила приличия. Она видела, как ее тон и резкость выражений заставляли Джерарда морщиться. Это были ее давние печали, которые она часто перебирала наедине с собой, но которые, насколько помнила, никогда не обрушивала на их безвинный источник. Однако больше всего ее огорчало в последней сцене и сейчас так усиливало ее опасения то, что она откровенно призналась Джерарду в неотвязной своей мысли и желании добиться от него обещания. Что способно вызвать в нем отчужденность, осторожность и равнодушие, как не подобное требование истеричной женщины? Из всего, что она обрушила на него, как раз это должно было особенно не понравиться ему.

Это правда, что к нескромности ее подтолкнуло предложение самого Джерарда поселиться вместе и то, как он это сказал, пробудив в ней давнишнюю робкую надежду! Точней, он предложил жить рядышком, по соседству или в одном доме, несомненно имея в виду разные квартиры, чтобы не надоедать друг другу. Это уж она потом поставила условие, потребовала «защищенности», и скорей всего бурным своим поведением вынудила его тактично удалиться. А следовало бы спокойно и с благодарностью принять его идею! В любом случае необходимость близкого соседства вытекала из простого удобства, поскольку помощник должен быть всегда под рукой! На что оно, черт возьми, это сотрудничество, если дойдет до него, будет похоже? Хватит ли у нее способностей справляться со столь ответственной и длительной задачей? Сможет ли она изучить и понять эту трудную книгу, «твердолобое сумасбродство» которой она ненавидела и боялась, заняться столь трудной и чуждой ее душе работой, жить в постоянном опасении разочаровать Джерарда и вызвать его недовольство? А если спустя полгода он найдет, что она не справляется, и заменит ее компетентной молодой особой? Ох, эти ловушки и страдания, которые преследуют всякое человеческое стремление к счастью, лучше уж забыть о нем! Сейчас Джерард горит желанием сесть за книгу, он полон бодрости и сил, но потом, допустим, потерпит поражение или окажется неспособен написать свой великий «ответ», и это будет для него унижением и поводом для отчаяния. А ей придется быть свидетельницей. Вся ситуация грозила новыми и ужасными страданиями, а она была уже не молода и хотела отдыха и покоя. Это желание, как она понимала, внушили ей Рив и дети, Феттистон с его вересковыми болотами и мирным незабываемым пейзажем. И еще она жаждала отправиться в круиз. Конечно, Джерард отпустил ее. Но когда она будет, если будет, глубже вовлечена в его работу, станет ему необходимой, это принесет разочарование ее новообретенной семье, которая так добра к ней, придется пренебрегать ими, огорчить, когда они увидят, что она принадлежит не им, а Джерарду. А не этого ли она всегда хотела, ведь она чуть ли не самый удачливый человек в мире, но вечно ее преследует неудовлетворенность из-за навязчивой идеи, от которой следовало давным-давно избавиться или обуздать.

Роуз плеснула себе еще виски и съела еще кусок сытного Аннушкиного кекса. Она чувствовала, что может просидеть так всю ночь в состоянии мучительною возбуждения, перебирая картины недавнего прошлого и ближайшего будущего. Она скинула тапочки и сняла чулки, чтобы побудить себя пойти наконец спать, и тут задумалась о Краймонде. Ей хотелось, чтобы книга была завершена, закончена и исчезла с ее горизонта вместе с автором. Теперь, конечно, если Джерард прав, пойдут рецензии, обсуждения, споры, фотографии Краймонда в газетах, его голос по радио, его физиономия на экране телевизора. Краймонд станет знаменит. Такого они не представляли себе во все то долгое время, когда «злобный пес» рыскал где-то рядом во тьме. Если бы только она могла сейчас поверить, как верила раньше, даже час назад, что для них, ее и Джерарда, Краймонда действительно больше не существует, что он стал лишь именем некоего человека, написавшего книгу, которую никто не прочитает и не заметит. Но теперь в ее тревожном сознании черным пятном засела мысль, что Краймонд вряд ли уйдет в прошлое. Он будет присутствовать в их будущем, занимать в нем огромное, как его книга, место. Джерард сказал, что не собирается встречаться с Краймондом. Но это неизбежно, и уж точно работа над собственной книгой принудит его к этому. Они сойдутся В какой-то момент он наверняка не утерпит, захочет поспорить с Краймондом, задать какой-то вопрос, убедить в чем-то, проверить собственные идеи на столь сильном оппоненте. Возможно даже, что подсознательная перспектива подобной схватки лицом к лицу и была причиной такой возбужденности и страсти Джерарда. Или стоит поверить, что Джерард остынет, сочтет краймондовскую книгу ничем не примечательной, а свой энтузиазм кратковременным помешательством? И хочется ли ей верить, что Джерард успокоится, потеряет интерес к собственной работе и весь этот пыл, все это огромное желание в конце концов сойдет на нет?