Книга и братство - [177]

— Будешь читать ее сегодня?

— Не думаю. Лягу спать.

— Джерард…

— Да?

— Мы скоро увидимся, правда?

— Конечно, конечно. Мне надо идти.

— Дождь прекратился.

— Хорошо. Слушай, мне надо идти.

— Доброй ночи, Джерард!

Он дал отбой. Конечно, телефон всегда его раздражал. Но если бы он сказал в ответ: «Доброй ночи, Роуз!» Какое-то время она могла бы с этим жить, как с прощальным поцелуем.

Джерард, уже в пальто, взглянул на большой пакет, так и лежавший там, куда он его положил: на стуле в прихожей. Разумеется, он заметил сходство, которое поразило Роуз до того, что ей стало страшно. Джерард тоже, хотя и по-другому, не мог не воспринять как зловещий тот факт, что именно этот посланник принес именно эту вещь. Когда он стоял близко к парнишке, наливая тому апельсиновый сок в стакан, что-то очень странное мелькнуло в его памяти, запах юных волос. Или то был просто их цвет, столь мучительно памятный, особый их оттенок, буйность и блеск, которые он ощутил и воспринял как запах.

Теперь, один на один с пакетом, он не мог не видеть в нем роковую вещь — роковую для него, роковую, может быть, для мира. Мелькнула мысль: если это единственный экземпляр, его долг уничтожить его.

«О, пусть это будет не ненависть, но любовь, не жалость, но любовь, не сила, о, не сила, не сила, за исключением духа Христова», — молился отец Макалистер, когда, подобрав полы сутаны, сдвинув плотно ноги и стиснув ладони, сидел и смотрел на схватку, происходящую с переменным успехом.

В квартиру Вайолет вторглись, и она отбивалась, как загнанный зверь. Тамар пригласила Гидеона, Патрисию и отца Макалистера на чай. Роуз и Джерарду ничего не сообщили. Все молчаливо решили не делать этого.

Пат убиралась на кухне. Она уже побывала в спальне Вайолет и собрала кучу траченных мышами пластиковых пакетов в мешок, чтобы выбросить в мусорный бак. Чаепитие происходило в спальне Тамар при включенном свете, поскольку день был пасмурный. Тамар застелила красивой скатертью складной стол, за которым обычно занималась. Со стола уже почти все было убрано и даже помыто той же Пат. Сэндвичи с ветчиной понравились священнику, к кексу никто не притронулся. Балом правил Гидеон.

— Вайолет, — говорил он, — вы должны согласиться и позволить нам позаботиться обо всем, позволить мне позаботиться обо всем. Мы очень давно обхаживаем вас, пора принимать решительные меры. Разве не видите, что все изменилось, эпоха другая. Можем ли мы стоять, сложа руки, и смотреть, как вы тонете?

— Я не тону, — ответила Вайолет, — спасибо за участие! И ничего не изменилось, кроме того, что Тамар стала груба и даже перестала пытаться быть вежливой со мной. Но это касается только нас. Ты, Патрисия и священник просто заявились…

— Тамар пригласила нас.

— Это моя квартира, не ее. Она мне ничего не говорила, со мной не советовалась…

— Ты была бы против! — возразила Тамар.

— Вижу, мое мнение уже ничего не значит. Я не желаю с вами разговаривать, я уже просила вас уйти — прошу еще раз, уходите, пожалуйста!

— Они мои гости, — сказана Тамар, — и они хотят предложить план, и это хороший план, так что, пожалуйста, выслушай… ты же согласилась, чтобы мы поехали на Рождество в Ноттинг-Хилл…

— Пришлось поехать, и я не получила никакого удовольствия.

— Пожалуйста, поймите, миссис Херншоу, — сказан священник, — что мы хотим добра, хотим сделать, как выразилась Тамар, что-то хорошее, мы пришли с миром…

— Как же все вы мне надоели, — продолжала упираться Вайолет, — еще и этого сентиментального пастора притащили. Нагло ворвались без всякого приглашения, воры, убийцы, грубо вторглись в мою частную жизнь…

Вайолет владела собой, за словом не стояла, только в ее голосе иногда слышались нотки истерики.

— По моему мнению, есть два главных момента, — сказал Гидеон. — Во-первых, Тамар должна вернуться в Оксфорд. Я был бы рад, если бы мы могли считать этот вопрос решенным.

— Ни за что не допущу, чтобы Тамар вернулась в Оксфорд.

— Ты не сможешь мне запретить, — сказала Тамар.

Она сидела на своем диване-кровати, остальные на стульях вокруг маленького столика, на котором осталась только тарелка с сахарными кексами. Отец Макалистер, который хотел полакомиться кексом, да не успел, поскольку комедия с «чаем» превратилась в ожесточенный спор, подумал было взять его сейчас, но решил не делать этого.

Тамар, в черной юбке, черных чулках и сером пуловере, была подчеркнуто спокойна. Гидеон с изумлением смотрел на нее. Тамар подтянула юбку выше колен и вытянула длинные стройные ноги движением, вряд ли, как ему показалось, неосознанным. Одета она была просто, как прежде, может, в то же самое, но выглядела иначе: невозмутимей, взрослее и даже в этой ситуации более свободной, явно погруженной в себя. Что-то произошло с ней, думал Гидеон, что-то она такое пережила. Стала сильной, думает: сейчас или никогда, и сметет всякого, кто станет у нее на пути. Она окончательно справилась с депрессией, или что там у нее было. Вряд ли дело в этом бесхитростном священнике. Возможно, у нее наконец-то появился действительно прекрасный любовник.

— Я объясняла тебе, — продолжала Вайолет, зло глядя на дочь, — что мы сидим без денег. Я еще не расплатилась с долгами. За квартиру нужно платить. Твоя стипендия никогда не покрывала и половину суммы, нужной для того, чтобы ты жила в этой роскоши. Мне нужно, чтобы ты зарабатывала, нам это нужно. Если Гидеон утверждает обратное, то он подлый лгун. Тебе недостает чувства реальности, ты позволила этим людям забить тебе голову разными фантастическими идеями…