Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть III. Вниз по кроличьей норе - [7]

– Что я могу тебе на это сказать? Надеюсь, ты не рассчитывал, что здесь все будет как в санатории? Мы ведь тебя предупреждали, что с такими вещами лучше не шутить. Это психиатрическая больница, и здесь находятся люди, у которых действительно что-то не в порядке. Так что удивляться тут нечему. Я понимаю, что такое общество для тебя не слишком приятно. Но ты провел здесь всего несколько часов, а первый день – это всегда самое тяжелое время, даже в обычной больнице. Возможно, завтра твое настроение изменится и ты понемногу начнешь привыкать…

Нет! Фурман не хотел привыкать!

– Но мы ведь должны узнать, что с тобой? Ты же сам говорил, что только врач может это определить! А врач решила, что тебе надо какое-то время побыть здесь. Чем же ты теперь недоволен?.. Ах вот как? Ты меня в этом обвиняешь?! Ты же сам заварил всю эту кашу, а теперь требуешь, чтобы я ее расхлебывала!.. Раньше об этом надо было думать. Никто не мешал тебе ходить в школу, как все нормальные люди… Да, я считаю, что раз уж ты оказался здесь, то теперь надо смирить себя и вытерпеть все это до конца… До какого конца? До такого, чтобы нам ясно сказали, болен ты или здоров… Знаешь, лучше не доводи меня. Какое же ты все-таки дрянцо! А ну-ка, прекрати! Не смей истерику мне тут закатывать! Ну всё, я ухожу…

Но Фурман, уже прикинувший, что бежать ему отсюда некуда (не ночевать же на улице – холодно, да и что делать завтра?..), а валиться в темноте на грязную сырую землю совершенно бесполезно, своими бессовестными угрозами покончить с собой довел маму до такого состояния, что она выругалась на него матом. (Это случилось уже второй раз в их жизни – впервые мама сорвалась прошлым летом в Паланге, тот еще отдых был…) Фурман перепугался – неужели это полный разрыв?.. Но если он остается в больнице, то что ему теперь терять? Все уже потеряно. «Ах, ты так со мной разговариваешь?! – торжествующе взвизгнул он. – Тогда пошла ты сама туда же!..»

И в ужасе побежал из темноты к распахнутым, словно пасть, воротам отделения.

3

Утром, еле дождавшись, пока все уйдут в школу, Фурман открыл «На Западном фронте без перемен», надеясь, что чужие бедствия помогут ему забыть о своих, но тут его вызвали на прием к главврачу. Его сразу затрясло: так, сейчас начнут лечить… А может, с ним наконец поговорят по душам?..

Главврача звали Борис Зиновьевич Драпкин. Когда Фурман постучался в его кабинет, он читал за столом какие-то бумаги через сползшие на нос очки. Посетителю было предложено сесть и подождать. Несколько минут Фурман, сдерживая нервную трясучку, тихонько рассматривал скудную обстановку небольшого кабинета, деревья за окном и самого главврача – плотного, широкоплечего, с непослушной мальчишеской челкой и вызывающе прямым взглядом. Как показалось Фурману, в нем было что-то от военного – в звании майора или, может быть, подполковника… Закончив читать, Борис Зиновьевич не без труда выбрался из-за стола, убрал бумаги в сейф и, лихо сдвинув очки на макушку, занялся новым пациентом. Впрочем, разговор свелся к формальному знакомству и оказался недолгим. От довольно настойчивого предложения походить в «очень хорошую» больничную школу Фурман кое-как отбился, после чего Борис Зиновьевич спросил, не хочет ли он «немножко поработать физически»: нужно помочь «одному очень хорошему парню», который ухаживает за собаками, накопать чистый песок и перенести его к клеткам. Фурман, конечно, согласился и с облегчением отправился во двор, где, как ему сказали, его должен был найти напарник.

Сквозь скучную серую дымку просвечивало нежное апрельское солнышко. Утонув в глубокой скамейке, Фурман подставил ему лицо и постарался ни о чем не думать.

«Очень хороший парень» оказался здоровенным краснощеким амбалом с маленькими «штабс-капитанскими» усиками. «Тебя зовут Саша? – спросил он странным гортанно звенящим голосом. – А меня зовут Юра. Ну вот, считай, познакомились. Тебе уже объяснили, что надо делать?» – «Ну так, в общих чертах… Песок таскать?» – «Наверно, можно и так сказать». Фурман продолжал сонно сидеть в ожидании приказов, и Юра, помявшись, терпеливо поинтересовался: «Ну, раз тебе уже все ясно, тогда, может, пойдем работать?..» Фурману стало стыдно за свою глупость, и он неловко выкарабкался из своего глубокого лежбища.

Юра направился к калитке, ведущей в сад. Он явно старался не задерживаться взглядом на своем новом напарнике, однако в его круглых карих глазах читалась какая-то настороженность или даже опаска. «Интересно: может, он боится, что я буйный и могу его покусать? – насмешливо подумал Фурман. – Если так, то мы с ним, пожалуй, сойдемся…»

Когда они приблизились к забору, откуда-то сбоку выскочили три больших собаки (до этого Фурман их не видел) и заметались вдоль сетки с угрожающим рычанием и лаем. Доставая ключ, Юра прикрикнул на них, но они и не думали успокаиваться. «Не обращай на них внимания, – посоветовал Юра. – Сейчас мы войдем, они тебя обнюхают и перестанут лаять. Это они так только, для порядка. Самое главное – не показывать, что ты их боишься, они это чувствуют. Ну, ты как, готов?» Фурман неуверенно пожал плечами. «Ладно, – озабоченно сказал Юра, – тогда сделаем по-другому. Сначала войду я один, немного успокою их, а потом впущу тебя, идет? Не беспокойся, я буду их держать».