Книга для матерей. Избранное - [44]

к почти полному разложению[24], заключаются прежде всего в контрасте между требованием чистой естественности в способах воспитания и обучения и в высшей степени пагубным мудрствованием, в какое впало наше современное воспитание и обучение, или, скорее, в тех причинах, которые лежат в основе пагубного одичания и мудрствования людей во всех краях земли. Вообще, плотское чувство противодействует чувству духовному, – оно вообще против внутренней, божественной сущности всех основ высшей человеческой природы. Чувственный, животный человек нигде не признает вещей, которые имеют в себе дух Божий и находятся в настоящем, сильном согласии с внутренней искрой вечной божественной сущности, лежащей в основе нашей природы. Он существует во всем свете, во всех странах и при всех обстоятельствах и условиях, чувственно ослабляя плоды веры и любви, животно оживляя противоречие межу требованиями своего духа и своей плоти и в силу этого подчиняя свой разум своим страстям. Все усилия, которые проявляет истина по отношению к любви, мышлению и действию, равно как все усилия художественной способности, которые точно так же требуются для успеха человеческой деятельности, чужды и неприятны животной природе человечества. Следовательно, первое препятствие признанию идеи элементарного образования и склонности к усвоению ее образовательных средств заключается в неразвитой, чувственной природе самих людей. Плотское чувство никоим образом не приводит человеческий род к настоящему искусству, из которого только и происходят естественно-образовательные средства идеи элементарного образования, а скорее приводит к пагубному мудрствованию, которое противодействует, при помощи приманок нашей животной чувственности, развитию истинного искусства среди людей. Это одинаково справедливо относительно всех эпох. Дух глупости и греха лежит в нашей плоти и крови и всеми своими приманками противодействует развитию наших способностей к мудрости и к добродетели, к любви и к вере. Истинное искусство людей, к которому стремится идея элементарного образования, никоим образом не происходит из этого чувства. Это последнее, напротив, всей своей мощной, чувственной приманкой действует на появление пагубных мудрствований, которые по своей природе противятся и должны противиться развитию результатов идеи элементарного образования. Мы все знаем, в какой степени эти пагубные мудрствования в наше время, к которому относится и моя деятельность, не только глубоко укоренились, но еще благодаря результатам великого события, угрожавшего сорвать мир со всех его крючков, так оживились, что стали в высокой степени способны сделать бесплодным и недействительным всякое противодействие последствиям тех страстей, которые в это время совершенно разнуздались. Но в этой книге я почти все сказал об этом, что должен был сказать. Препятствия, стоявшие на пути моим стремлениям осветить в теоретическом и практическом отношении эту великую идею, находятся далее во мне самом и в особых обстоятельствах двадцатилетней эпохи моего пребывания в Бургдорфе и Иферте, историю которых я напечатаю особой книгой. Я не имею никаких причин не говорить в этой книге открыто и определенно относительно препятствий, бывших во мне самом, а именно относительно того, что, с одной стороны, они заключались в индивидуальных особенностях моего характера, а с другой – в условиях и обстоятельствах моей юности и моего воспитания. Я сделаю это немедленно.

Об обучении детей

Книга для матерей, или Способ учить дитя наблюдать и говорить

Действие головы

Иногда головой качаем, иногда киваем, иногда носим на ней разные вещи.

Качать головой

Мать качает головой, увидев, что дитя хочет сделать или уже сделало что-нибудь дурное.

Учитель качает головой, когда его ученики, вместо того чтобы слушать урок, резвятся.

Когда слышим разговор явно несправедливый, но не хотим вступать в спор и опровергать его, тогда идем прочь и качаем головой.

Действия глаз

Глаза открываются, смыкаются, видят, мигают, метят, косятся, плачут.

Всякий человек, кроме слепого, видит то, что встречается его глазам. Вещи, видимые всеми, бесчисленны, и хотя есть вещи такие, которые больше видит один, нежели другой, но эти последние пред несравненным множеством первых можно почесть ни за что. Человек обыкновенно не обращает своего внимания и не хочет говорить о том, что видит всякий; но когда дело идет о вещах, виденных одним или немногими, то как будто старается заглушить нас своим повествованием о них. Вот почему, кажется, столь велика разность между тем, что видят все, и между тем, что видят немногие, – разность в самом деле нечувствительная. Целые народы за всю жизнь не видят ни моря, ни острова, ни города, ни книг – но все видят то, из чего произошли и из чего состоят моря, острова, города, книги, – все видят воду, землю, камни, растения, людей и прочее.

То, что ребенок – я разумею здесь детей не из всех частей света, но единственно тех, которые ближе к нам и для которых написана эта книга, – то, что ребенок видит прежде всего, что видит каждый день, – есть он сам и его мать; также каждый день видит он четыре стены, в которых живет, и все, что в них находится, видит своего отца, братьев, сестер, видит их и свою постель, видит хлеб, мясо, суп, ложку, нож, вилку, видит воду, молоко, огонь, печь, пол, дверь, окно. Через несколько дней после рождения мать несет его к окну; тут видит он небо, землю, видит сад, деревья, видит дома, людей, разных животных, видит близкое и далекое, видит большое и малое, видит многое и немногое, видит белое, синее, красное, черное; однако не разумеет, что далеко или близко от него, что велико или мало, чего много или немного, что бело, сине, красно, черно.