Книга Бытия - [35]

Владелец кистеня стал третьей жертвой. Кистень в пешем бою, да еще в ограниченном пространстве – оружие неудобное и способное доставить своему носителю массу неприятностей. Кистеньщик только и успел, что отвести руку для удара назад, а через миг Рангильдор вскрыл ему горло.

Оставшиеся в живых побросали оружие и с воплями бросились вон из комнаты. Охваченный боевым пылом киммериец выскочил вслед за ними и разрубил позвоночник замешкавшемуся. Остальные припустили вниз по лестнице, за ними Конан уже не погнался. Он вернулся в кабинет, вытирая подобранной с пола тряпкой кровь с лезвия. Аль Браско забился в угол и смотрел оттуда испуганными глазами, тихонько подвывая.

Конан неторопливо подошел к нему и поднял меч. Шемит зажмурился и беззвучно заплакал.

Киммериец посмотрел на него, сплюнул, прицельно попав в разлетевшиеся по полу пергаменты, и убрал меч в ножны. Проворчав: «Ладно, живи», он подхватил свои мешки, неспешно спустился по лестнице, не встретив ни одной живой души, и вышел на улицу.

Полдень еще не наступил и Конан пошел помедленней, чтобы не примчаться на встречу с Кейлашем раньше времени. Все равно до назначенного срока в таверне никого не будет. Народу на улице было не очень много, так что Конан просто неторопливо шел по улице, наслаждаясь холодным днем и еле слышным позвякиванием монет в мешках. На редкость удачно все сложилось, и даже долг пятнадцатилетней давности удалось вернуть. Теперь и загадки оборотней будет легче разрешить – золото обладает замечательной способностью развязывать языки… А Аль Браско все-таки старая сволочь. Наверное, он, копаясь в столе, дернул за какую-нибудь спрятанную веревку и просигналил своим головорезам. Или кто-то наткнулся на избитых Конаном охранников у входа. Впрочем, какая теперь разница? А вот разузнать, кто подсунул киммерийцу магическое подслушивающее кольцо, было бы неплохо. Интересно, Эльдаран знал, чем именно награждает победителя? И как там дела у оставшихся во дворце Эртеля и Веллана? Не вляпались бы они по глупости в какую-нибудь историю….

Занятый своими размышлениями, Конан даже не заметил, что его окликают. Только после второго раза киммериец повернул голову, выискивая взглядом крикуна.

Оказалось, что зовет его тот самый рыжий стражник, что два для назад собирал с них пошлину за въезд в Пайрогию. Сегодня он выглядел гораздо лучше и даже удосужился почистить заплеванные штаны. А киммерийца он окликал, как старого знакомого.

– Привет, северянин! Не знаю, как тебя зовут, а вот меня – Гуннар. Говорят, ты уже успел тут натворить дел и перебить десяток-другой человек?

– Успел, – невозмутимо сказал варвар. – Только не десяток, а немного поменьше. Но у меня еще остался целый сегодняшний день, так что не все потеряно… Я Конан из Киммерии.

После крепкого рукопожатия Гуннар предложил:

– Слушай, пойдем куда-нибудь, выпьем за знакомство. Я, понимаешь, только с дежурства освободился, а выпить ну совершенно не с кем!

– Вообще-то мне к полудню надо быть в таверне «Сын гор», – вспомнил Конан. – Меня там ждут… Если хочешь – пошли вместе, там и выпьем.

– «Сын гор» так «Сын гор», – беспечно сказал Гуннар. – Какая разница, где пиво пить?

– Никакой, – согласился Конан. – Ну что, идем?

ГЛАВА СЕДЬМАЯ, в которой Конан громит трактир, а потом разговаривает с неожиданным другом

Опрятное двухэтажное здание украшала потемневшая от непогоды вывеска. На ней огромный, замотанный в козлиные шкуры, бородатый кезанкийский горец с довольным видом подносил ко рту пивную кружку невероятных размеров. Левее рисунка бритунийскими рунами было вырезано: «Сын гор».

Гуннар, шевеля губами и покачивая головой, по буквам прочитал название заведения и, обернувшись, сказал ухмыляющемуся Конану (который, по выражению Эртеля, был «Шибко грамотный» и уже успел разобрать кривую надпись):

– Вот и пришли. Тебе сюда…

– Ты что, здесь никогда не был? – спросил Конан, открывая широкую скрипучую дверь.

– А что мне бывать-то здесь? – удивился Гуннар. – Я что, похож на горца?

Конан окинул критическим взглядом плотную фигуру нового знакомого:

– Скорее уж на нордхеймца.

– Так и есть, – расплылся в улыбке стражник. – Веришь или нет, но мой дед был ванахеймским ярлом!

– И однажды ему в добычу попалась твоя бабка, – проворчал Конан, заходя в трактир. – Что свело его раньше времени в могилу.

– Угадал, – подтвердил Гуннар и шагнул следом. – Только насчет бабки – это ты зря…

Внутри трактир мало чем отличался от себе подобных заведений, разбросанных по всему Закатному Материку. Слева от входа деревянная стойка с водруженной на нее огромным бочонком пива. У дальней стены сложенный из дикого камня и почерневший от старости очаг, в котором весело плясало пламя, жадно облизывая баранью тушку. Остальное пространство, как и положено, занимали тяжелые массивные столы, изрядно подпорченные временем, оружием буйных посетителей и пролитым пивом. К столам были придвинуты трехногие табуреты.

Было еще слишком рано для появления завсегдатаев. Трактир был почти пусты, только за угловым столом, как раз возле очага, сидели пятеро угрюмых кезанкийцев. Все, как один, в куртках мехом наружу и потертых кожаных штанах. У каждого на боку тяжелая кривая сабля, заточенная с обеих сторон. Люди, не знакомые с этой традицией Кезанкии, рисковали заплатить за свое невнимание жизнью. Конан и сам давным-давно чуть не лишился руки. Спасла его только небрежность горца, плохо ухаживавшего за своим клинком и забывшего вовремя поправить заточку. Тупое и иззубренное лезвие лишь разорвало варвару кожу, но не справилось с костью. Незадачливый вояка тут же отправился к предкам. Однако полученный урок (рана окончательно зажила только через полтора месяца) не прошел даром, и киммериец с уважением относился к кезакийским саблям.