Книга без переплета - [44]

Это была мысль! Это было хоть что-то. И когда хладнокровный юный секретарь появился в дверях со своим вечным подносом, Михаил Анатольевич, робея и заикаясь, напомнил ему о списке.

— Здесь нет ни бумаги, ни ручки, — сказал он и с трепетом ждал ответа.

Секретарь кивнул и удалился. Вернувшись же забрать поднос, он бесстрастно сообщил Овечкину, что списком можно будет заняться завтра с утра.

И Михаил Анатольевич провел еще одну почти бессонную ночь, холодея при мысли о третьей возможности, о которой он не подумал — секретарь придет сюда, сядет рядом и будет ждать. А потом унесет список. И начинай думать заново!

Но ему повезло. Утром после завтрака, собрав посуду, мальчик сухо пригласил его следовать за собою.

По дороге Овечкин внимательно рассматривал все, на что позавчера не обращал никакого внимания. Интересовали его, главным образом, окна. Но, судя по всему, единственной надеждой оставалась все-таки входная дверь. Все эти комнаты и комнатки, коридоры и коридорчики переплетались между собою, а квартира, как ни крути, была все на том же шестом этаже, и если где-то здесь и существовал черный ход, на глаза Михаилу Анатольевичу он не попался.

Они добрались до кабинета, и секретарь, похоже, остался ждать в приемной, как раз между кабинетом и входной дверью. В кабинете же находился Даниил Федорович.

Хозяин нынче был зол и сумрачен и не трудился скрывать это. Он небрежным кивком поздоровался с Овечкиным и буркнул:

— Садитесь за стол и пишите, только поскорее.

Сам он расхаживал взад и вперед по кабинету, заложив руки за спину, и тут же, казалось, позабыл про Михаила Анатольевича. А тот не стал садиться за стол. Взяв несколько листочков бумаги и ручку, Михаил Анатольевич тихонько пристроился на стульчике в уголке, поближе к двери, и принялся покусывать ручку, делая вид, что усиленно размышляет над списком.

Он сидел так тихо, что Басуржицкий, похоже, и вправду забыл о нем. Походка психиатра делалась все резче, он начал гримасничать и покусывать губы, ведя про себя какой-то гневный монолог. Затем Даниил Федорович начал уже вслух злобно бурчать что-то себе под нос, фыркать и делать рукою такие жесты, словно тыкал в живот невидимого собеседника. Михаил Анатольевич на всякий случай быстро написал вверху списка слово «бритва», потом отвлекся и с интересом принялся следить за Басуржицким. Страсти все разгорались.

— Да! — выкрикнул вдруг Даниил Федорович и остановился, вперившись в пространство перед собою, словно ожидая ответа.

И невидимый собеседник откликнулся.

Он появился в кабинете так незаметно и неожиданно, словно бы от книжного шкафа вдруг отделилась резная фигура и медленно выступила вперед. Михаила Анатольевича даже прошиб холодный пот, когда он увидел этого взявшегося из ниоткуда человека.

Басуржицкий тоже оторопел, но всего на мгновение. Он тут же насупился, надулся, вновь превратился в сановного барина и буркнул:

— Здравствуйте!

— В чем дело, Даниил Федорович? — спросил пришелец ровным голосом, закладывая руки в карманы и откидывая назад голову. — Вы чем-то недовольны?

Был он среднего роста, худощав и темноволос, довольно приятной внешности, и голос его звучал интеллигентно, но Овечкину этот человек ужасно не понравился. Так не понравился, что даже мурашки побежали по телу. Но Михаилу Анатольевичу некогда было анализировать свои ощущения, ибо между хозяином дома и посетителем немедленно завязался диалог, заставивший библиотекаря полностью обратиться в слух.

— И вы еще спрашиваете? — саркастически воскликнул Басуржицкий. — Где обещанное оборудование? Где деньги? Вы загружаете меня работой, а сами…

— Ну уж, — сказал незнакомец. — Так уж и загружаю. Где эта работа, хотел бы я видеть? Месяц прошел… вы привели девицу в то состояние, которое мне требуется?

— Нет! — патетически отвечал хозяин. — Не привел! Почему — вы меня спросите? А потому что попробовали бы сами!

— Я, конечно, попробую, — холодно сказал посетитель. — Только боюсь, вам это не понравится, Басуржицкий. Вам это очень не понравится. Мало того, что я заберу обратно все свои дары, я еще и возьму с вас компенсацию за напрасно потраченное время. Вы к этому готовы? Тогда мы немедленно расторгнем договор.

Даниил Федорович попятился.

— Нет, — сказал он, сразу сбавив тон, — зачем же? Я же не отказываюсь, я просто пытаюсь объяснить, как это сложно, понимаете ли…

— Ну, так объясните. И поосторожней выбирайте слова.

Даниил Федорович заосторожничал.

— У девушки исключительно крепкая психика, — медленно начал он. Средства, которые я давал до сих пор, практически не оказали воздействия, разве что вызвали легкую депрессию. Кроме того, она настолько убеждена, что рано или поздно явится помощь, что это сводит на нет даже то малое, чего я добиваюсь. Вы же поставили передо мной невероятно сложную задачу! Вы хотите, чтобы я сохранил ей рассудок и подавил волю, а девушка воспитана так, знаете ли, что рассудок и воля у нее — это почти одно и то же. Я не могу подавить одно, не разрушив при этом другого. Нет таких средств… и я ищу, вы прекрасно знаете, что я ищу их, я дни и ночи провожу в лаборатории. Я должен экспериментировать, а те экземпляры, которых вы мне поставляете, не годятся никуда. Они же не люди, когда вы поймете, у них нечеловеческие реакции!