Книга 2. Одиссей покидает Итаку - [182]

– Давайте сначала я. Взгляну, что там и как.

– Да хватит тебе джеймсбондовщину разводить, – почти зло бросил ему Левашов. – Пусть Борис, тут по его специальности.

Темнота в шахте была абсолютная. Но когда Корнеев направил в нее раструб детектора, прибор показал на глубине четырех метров сплошное металлическое препятствие.

– Свети… – скомандовал он Айеру.

Действительно, снизу цилиндрическая камера перекрывалась черной, слегка вогнутой плитой. Но в боковых стенках имелись три симметричных овальных окна, из которых тянуло теплым, странно пахнущим воздухом.

– Ну что, попробуем? – спросил Корнеев.

Шульгин кивнул Левашову, у которого на поясе висел второй моток шнура. Олег отмерил десяток метров, поискал глазами, за что зацепить конец. Ничего подходящего в поле зрения не попадалось.

– Да перекинь через плечо, и все. Удержишь. Мне только попробовать – если дно не провалится, просто спрыгнете, а я приму.

– Еще и вылезать придется…

– Это как раз вряд ли. При любом раскладе…

Левашов сообразил, что Сашка прав. План действий предполагал совсем другой способ возвращения.

Овальные окна выходили на кольцевую площадку, окружавшую ствол шахты. С нее открывался вид на весь внутренний объем станции. Зрелище было впечатляющее.

Весь гигантский барабан, более чем стометрового диаметра и пятидесятикилометровой высоты, оказался практически пустым.

То есть, конечно, кое-какая начинка в нем была. Сверху вниз проходили разной толщины колонны, некоторые глухие, а некоторые прозрачные, наполненные фиолетовым мерцающим светом, к стене крепились какие-то фигурные многогранники, ярусами спускались застекленные и открытые галереи, на самом дне отсвечивали белым четыре ребристые полусферы, а между ними зеленели не то газоны, не то заросшие тиной пруды, разделенные причудливым геометрическим узором будто бы дорожек. И освещал все это неприятный, но довольно яркий сиреневый свет.

– Ну и что с этого будет, Беня? – ни к кому не обращаясь, спросил Шульгин.

Корнеев не понял, какого именно Беню имеет в виду Шульгин, но в интонации разобрался правильно.

– Вот. Как раз для нас приготовлено, – он показал на подходящую снизу к площадке гофрированную трубку, похожую на противогазную, но диаметром не меньше двух метров.

Изгибаясь, она уходила к внутренней стене станции и, насколько было видно, с небольшим наклоном спускалась к крыше верхней галереи.

– Пойдем по ней. Снизу нас не увидеть, черных на черном фоне. Высоты никто не боится? – спросил Корнеев, будто забыв, каким образом Шульгин с Левашовым попали на крышу. Впрочем, он мог учитывать, что подъем по стене и ходьба без опоры над пропастью – несколько разные вещи. Левашов промолчал, а Шульгин возмущенно фыркнул.

– Тела Новикова и Берестина должны находиться в одной из тех полусфер, – сказал Айер. Ему, как профессиональному штурману, был доверен индикатор направления, настроенный на фоновые излучения мозга каждого из пленников.

– Языка бы… – мечтательно сказал Шульгин. – Оно вернее, чем ваша техника.

– Снаряжение лучше оставить здесь, – не обратив внимания на его слова, предложил Корнеев. – Кроме бомбы, нам больше ничего не понадобится.

Он был прав. Оставалось лишь всего доставить бомбу вниз, к основанию капсулы, в которой заключены материальные оболочки друзей, и включить взрыватель.

– …Ну, раз уж мы пришли к этому разговору, тогда слушайте, – сказал Антон, пригласив их всех в свой рабочий кабинет или, вернее сказать, центральный пост управления операцией. – Безусловно, вы имеете право обвинять меня в чем угодно: и в цинизме, и в жестокости по отношению к вам и к вашим товарищам, попавшим в плен… Я вполне вас понимаю. И не обижаюсь. На твой жест тоже… – он вновь слегка улыбнулся Шульгину, и все увидели, что губы у него совершенно целые, будто и не промокал он только что обильно сочащуюся алую кровь.

«Вот регенерация! – с завистью подумал Сашка. – А там ведь не только ссадины на слизистой, там и зубов пара-тройка вылететь должна…»

– Но я, по-моему, все довольно подробно изложил Воронцову. И тогда, при нашей с ним первой встрече, и позже… – продолжал Антон. – И считал, что в общем мы сошлись во мнениях. Видимо, я переоценил свои возможности популяризатора. Или ваша позиция изменилась. Так?

– Не знаю, как вы там с Воронцовым сговаривались, но нас с ребятами ты подставил капитально. Мы тебе что – белые наемники? Или эти, сипаи?

В тот раз Шульгин впервые заявил себя на роль лидера, обозначил расстановку сил, как сам ее понимал. Он, Левашов и девушки, включая Альбу, – одна группа, которую он и счел возможным возглавить. Корнеев и Айер – нейтралы, Воронцов, представляющий лишь самого себя, и – Антон. И манеру поведения он избрал резкую, почти грубую, что тоже произвело впечатление на всех, кроме Левашова.

– В общем, пока мы Андрея с Лешкой оттуда не вытащим, никаких дел у нас с тобой не будет. Уяснил?

– Об этом мы и будем говорить. Разумеется, мы их вернем, как принято говорить в целости и сохранности. Своих друзей мы в беде не оставляем. Да и о беде здесь говорить вряд ли стоит. Новиков и Берестин сейчас вполне довольны своим положением, вы в этом убедитесь. Такого приключения почти никому из людей переживать не удавалось, можете мне поверить. Я помог им реализовать самые их смелые и невероятные желания…