Книга 1. Цепные псы одинаковы - [8]

Ингерд чужих сторонился, но его все же заметили, и молва о чужаке быстро облетела округу. Людям было невдомек, чего это он обретается в доме знахаря? Понятно, что на излечении, вон, вид как у выходца из земляной могилы, да что ж к семье не возвращается? Любопытные старухи, что покупали цветы-обереги, спрашивали знахаря, откуда тот взял чужака.

— Чей он? Приблудный, что ль? Роду какого? — шамкали они, зыркая глазами по сторонам.

Знахарь от вопросов отмахивался или отвечал так:

— Найденыш. В лесу нашел. А роду дальнего, отсюда не видать.

Если рядом был Ян, он таких старушек быстро выпроваживал словами:

— Не бойтесь, не беспокойтесь, свой парень, добрый, живет сам по себе.

— Да как же сам по себе, милок? Нешто так бывает? — упиралась какая-нибудь бабка в дверях, сама хлипкая, а руками за косяк схватится — не вытолкаешь.

— Бывает, мать, бывает, — говорил Ян. — Ты ступай домой, а то, пока идешь, цветки твои силу-то и порастеряют.

— И то правда, — спохватывалась старушка и исчезала.

— Они своими расспросами кого угодно доведут, — говорил Ян. — Ты, колдун, хоть бы припугнул их как.

— Нельзя, — отвечал знахарь.

— Отчего же нельзя?

— Так они доброе про него говорят, а припугнешь — худое говорить начнут. Сам себе навредишь.

Знахарь велел Ингерду пить воду из ручья и мыться ею.

— Ручей не простой, грозовой, вода в нем силу имеет необыкновенную.

И то ли от этой воды, то ли от солнца, отваров всяких и хорошей еды, но стал парень быстро поправляться. Он отказался от пропитанных мазями повязок, искромсанное тело избавилось от неприглядной худобы, на руках и груди вновь заиграли мускулы.

Ян, не переставая, наблюдал за ним. Поначалу, едва придя в себя, парень был вроде как не рад, что его спасли. Напрямую об этом не говорил, но это было видно по его лицу, глазам, по безвольно поникшим плечам, по тому, как безучастно он ест и смотрит вокруг себя. Потихоньку, вместе с тем, как к нему возвращалась жизнь, возвращались и чувства, да только нехорошие. То не была радость, что руки-ноги на месте, нет, это была злость — на себя ли, на кого другого, затаенная ненависть и какая-то черная тоска, грызущая его днем и ночью.

— Да что это с ним, колдун? — спрашивал Ян знахаря, когда чужак спал. — Ты послушай, он даже во сне зубами скрежещет! Не поверю, что не знаешь.

— Я и знаю, — отозвался знахарь.

— Ну так скажи.

— Не скажу.

— Это почему? — вскинулся Ян. — Я ли не помогал тебе?

— Помогал. Но если захочет, сам тебе скажет. Добро без оглядки надо делать.

С этим Ян не согласиться не мог и решил отложить расспросы до лучших времен. Времена эти наступили не сразу. Прежде Ингерд и Ян не раз посидели друг против друга за столом, деля еду и питье, но все больше молча. Знахарь присматривал за ними, а в особенности за Яном, чтобы тот сгоряча не затеял ссору, но Ян проявлял недюжинное терпение, возясь с чужаком.

Но когда лес оделся листвой — густой, непроглядной — Ян стал приходить реже. День его нет, два нет, три нет, на четвертый Ингерд спросил знахаря:

— Куда запропал белоголовый?

— Дело известное, — ответил знахарь, — в дозоре он. Соседи у нас неспокойные — Годархи да Стигвичи, дня не проходит, чтоб через реку не перелезли, грабят, мочи нет. Вот Ян с бойцами своими по Стечве дозор и несет, да только мало их.

Слова эти как будто заставили парня задуматься. После них он с еще большим усердием принялся заново учить свои руки держать оружие, да не просто держать, а крепко держать, как раньше.

— До смерти себя замучает, — качал головой знахарь, замечая из окошка, как его питомец бросает из одной ладони в другую тяжелый камень.

Ян объявился через десять дней. И не узнал чужака.

Вместо бледного, худого, едва ли не прозрачного тела перед ним были литые мускулы, уже успевшие загореть на солнце, только свежие шрамы выделялись на них, ну так это теперь на всю жизнь.

— Эй, колдун, что это ты сотворил с ним? — остановившись в дверях, спросил Ян.

— Да будто бы это я, — фыркнул знахарь, не поворачиваясь, он что-то варил в котелке на слабом огне, да и вообще не любил поворачиваться лицом.

Впервые Ян почувствовал в чужаке равного — не беспомощного котенка, но готового к схватке сильного зверя. Похоже, чужак тоже это понял, потому что сказал:

— Померяемся?

Ян взглянул на знахаря, но что можно прочесть по спине? Ну не отказываться же! Он согласился.

Пошли на улицу, к ручью. Они за порог — знахарь к окну. В сторону полетели рубахи, за ними клинок и кинжал Яна — биться полагалось безоружными. Знахарь по-быстрому соображал, что ему делать, если у Ингерда плеснется через край накопившаяся к кому-то там злость, а самолюбивый Ян забудет, что делить-то им нечего. Но придумать ничего не успел — земля клочьями взбороздилась под сапогами, грудь ударилась в грудь, и пошли свистеть кулаки! Один не уступал другому ни в мастерстве, ни в азарте, ни в упрямстве, хотя техника боя у них и разнилась. Если Ян умел быстро и точно нанести удар, то преимуществом Ингерда была хватка — мертвая, не вырвешься. Но на то ум бойцу и дан, чтобы распознать технику противника, суметь противостоять ей и победить.

Знахарю были известны все уязвимые места Ингерда, и он каждый раз вздрагивал, боясь, что вскроется какая-нибудь недавно зажившая рана, но к чести Яна, он старался не задевать их. Долго они так тягались друг с другом, уже дышали шумно, и тела блестели от пота, пока Ян ненароком не зацепил ногу Ингерда аккурат в том месте, где у него сидела стрела. Да зацепил так, что рубец открылся и брызнула кровь.