Клюква со вкусом смерти - [31]

Они продолжили разрабатывать план дальнейших следственных мероприятий. Хотя, предложения вносил, скорее, один Дубовик. Рустемова лишь, молча, стараясь не встречаться глазами с Андреем, кивала. Герасюк вставлял пару слов и со снисходительной улыбкой наблюдал за женщиной.

Дубовик, оценив по достоинству взгляды приятеля, обратился к Рустемовой:

– Послушай, Алия! Тебя устраивает всё, что я говорю? И нет никаких замечаний?

– Я буду вносить коррективы в твой план по мере следствия, – с жесткой ноткой в голосе произнесла Рустемова. – Пока я пытаюсь вникнуть в суть всего происходящего. Кого мы будем искать? Ты можешь конкретно очертить круг подозреваемых? Описать психологический портрет преступника? Ведь здесь ничего этого нет! Ты работаешь по наитию. По интуиции. А я привыкла работать с определенными лицами, у которых на лбу написано: «Виновен!» Ты опер? Так предоставь мне подозреваемого! Свидетелей – и тех нет! Ни по делу Гаврилова, ни по мальчику! Мне нужен «материал» для работы! Дай же мне его!

Андрей Ефимович с легкой усмешкой на губах слушал обвинительный монолог в свой адрес и понимал, что злится женщина сейчас на себя самое, поскольку в его присутствии теряется, не зная, как себя правильно повести. И сейчас пытается восстановить свое прежнее реноме жесткого прокурора.

– Хорошо! Только свистну! – Дубовик бросил многозначительный взгляд на Герасюка, тот кивнул и, извинившись, вышел.

– В чем дело? – в голосе подполковника появился металл. – По-моему, мы расставили все точки над i?

– Значит, я просто оказалась слабой женщиной… – Рустемова отвернулась к окну.

Дубовику показалось, что на её глаза навернулись слёзы.

– У тебя есть прекрасный выход, – сказал он.

– Разве? Есть выход? – она по-прежнему смотрела в окно.

– Ты сегодня же уедешь! Преступника я привезу тебе сам. И будешь спокойно с ним работать, без моего присутствия, – твердо заявил Дубовик.

– Но мне надо в Глуховку, – не сопротивляясь его словам, произнесла Рустемова.

– Переночуй… Кстати, ты у кого здесь остановилась?

– Председатель к себе позвал, – Рустемова говорила, с трудом сдерживая себя, чтобы не заорать на этого человека, не наговорить ему гадостей за то, что так больно ей от любви к нему, что заставляет её ломать себя, свои принципы!..

А он понимал, что однажды эту реку перешел, и второй раз уже в неё не войдёт.

– Утром езжай в Глуховку, с Кобяковым передашь для меня необходимые сведения, если такие будут, и отправляйся домой. Связь с тобой буду держать постоянно, обещаю.

– Но начальство?..

– А ты не погрешишь против истины, если скажешь, что это в интересах следствия. Во всяком случае, лично я буду работать без оглядки на свои слова и действия…

Домой Дубовик поехал один, Герасюк сказал, что переночует на диванчике в кабинете участкового, тем более что время уже за полночь. И спать ему остаётся совсем немного.

– Вздремну, и ладно…

Несмотря на позднее время, Варя ещё не спала.

Андрей, увидев её глаза, понял, что так волнует его молодую жену.

Он сел рядом с ней на кровать, взял её руку и нежно поцеловал тёплую мягкую ладошку, потом тихо произнёс:

– Не смей даже думать об этом! У меня есть только ты, милая, любимая, единственная! Когда ты выходила за меня замуж, я тебе сказал, что никогда не обману тебя! Никогда не предам! Ты тогда мне поверила. Верь и сейчас!

– Я верю, – ещё тише проговорила Варя и крепко прижалась к мужу всем телом, будто в подтверждении того, что она полностью вверяет ему всю себя.

Рано утром тишину дома Поленниковых разорвала трель телефонного звонка.

Яков Харитонович сразу же схватил трубку, чтобы звук не повторился: не хотелось никого будить. Но через дверные шторы увидел, что на кухне зажегся свет. Он понял, что Андрей встал, и вышел к нему.

– Что там? – в голосе Дубовика сквозила тревога.

– Междугородняя. Перезвонят. Сказали ждать.

Андрей облегченно вздохнул:

– Видимо, Ерохин. Следует строго моему приказу – звонить в любое время суток. Чертяка! – извиняющим тоном произнес он.

– Не волнуйся! Моя жена – всё-таки жена военного! Разве только Варечку разбудили?

Дубовик улыбнулся:

– А я приказал ей спать дальше! Ведь она тоже жена военного!

Ждать следующего звонка пришлось долго.

Встала Лидия Семёновна, завозилась у печи.

Мужчины вышли на крыльцо, закурили.

– Как там твой Воронцов? Уже вторые сутки парень на посту. Сдюжит? Может, сменить?

– На войне как на войне. Пусть привыкает, – строго ответил Дубовик. – Да и заменить пока некем. Если что, пойду сам.

Поленников кашлянул, но спорить не стал: был такого же мнения. Но спросил:

– Значит, к Гаврилову так никто и не наведался?

– Кроме сочувствующих женщин и его друга. Но и тех к нему не пустили, чтобы нашу хитрость не раскрыть… – Дубовик задумался. – Мне, честно сказать, это кажется странным. Или преступник остается в неведении относительно состояния здоровья Гаврилова, или же, напротив, совершенно точно знает, что тот ничего пока сказать не может.

– Скорее, второе, – сказал Поленников.

– Почему вы так думаете?

– Ну, это же деревня!.. И такое происшествие!.. Да вечерами в каждой избе только об этом и говорят. Вот могу привести даже один пример. Зашел я как-то в гости к одним своим знакомым, сидим, пьем чай. Вдруг дочь хозяина начинает рассказывать о том, что конюх подрался с пастухом, но никто так и не понял, из-за чего всё произошло. Жена хозяина сначала пыталась высказывать свои предположения относительно этого инцидента, а потом просто сорвалась с места и понеслась к соседке расспросить, не знает ли та об этом. В итоге, принесла домой кучу новостей: конюх застал жену в доме пастуха в неприличном виде. И что, и где, и когда – всё рассказала досконально! А на поверку оказалось совсем другое – не доглядел пастух, что у одной из кобыл загнило копыто, ветеринар поставил это в вину конюху, а тот налетел с обвинениями на пастуха. Вот вам и вся история! Яйца выеденного не стоила, а судили-рядили об этом конфликте ещё с неделю, пока что-то другое не произошло. А вы хотите, чтобы о нападении молчали! Поэтому, тебе, Андрей Ефимович, надо искать «протечку».