Клюква со вкусом смерти - [28]

«Да, красное на белом – жутковатая картина для маски, – думал подполковник, – ночью, да ещё для больного парня… Преступник знал, что делал…»

– Хорошо, я вас понял. Но сотрудник наш будет пока здесь, – он кивнул на сидящего у стены Воронцова.

– Пусть сидит. Это ваша работа, – кивнул доктор.

К вечеру появилась Рустемова.

– Картина тяжёлая. У мальчика раскроена голова. Шансов выжить не было никаких, – она говорила с дрожью в голосе, руки её мелко тряслись. – Со следами тоже проблема. Там такие дороги, что всё раскурочено, залито грязью. Достали палку из лужи, которой, по-видимому, мальчик и был убит, но на ней нет, да и быть не может, никаких отпечатков. Просто не понимаю, что делать!.. – теперь в голосе женщины появились нехарактерные для неё плаксивые нотки. – Даже уцепиться не за что! Ну, кто мог его убить? В глухой деревне? Отец-кулак? Он что, Павлик Морозов?

– Ну-ну-ну, прекрати, что за упаднические настроения? И, по-моему, совершенно неуместные параллели. У тебя что, есть причины для подобных сравнений?

– Да нет, это я так… Просто другого ничего в голову не приходит.

Дубовик положил руку на её плечо:

– А ты освободи голову от этого мусора. Возьми себя в руки. Будем думать. За что уцепиться – найдём! Опергруппа работает?

– Да, конечно! Но в деревне сейчас все, буквально, взбудоражены, люди напуганы, про какого-то лешака твердят! Скажи, что здесь происходит? – подполковник чувствовал, как под его рукой подрагивало плечо женщины.

– А вот об этом я тебе расскажу подробней. И подозреваю, что убийство мальчика напрямую связано со всеми и предыдущими, и настоящими событиями, произошедшими здесь, в Потеряево. И болота здесь играют не последнюю роль. – Дубовик сел напротив Рустемовой. – Мать мальчика удалось допросить?

– Она с трудом ответила лишь на несколько вопросов. Кобяков спросил её, как часто она с сыном ходила в лес. Это ты просил его об этом? И про какую-то ягоду они говорили.

– Да, меня интересовало именно это, – кивнул Андрей Ефимович. – И что она сказала?

– Дай вспомнить, – Рустемова потерла тонкими пальцами лоб. – Не понимаю, зачем тебе это надо, но коль спрашиваешь… В лес они ходили постоянно, мальчик был старшим в семье, помогал матери во всем, грибы, ягоды заготавливали на зиму.

– Это понятно, – шевельнул пальцами Дубовик. – Меня интересует лес. Ладно, Кобяков сам доложит. А ты запасись терпением и слушай.

Пока подполковник посвящал Рустемову в суть происходящего, пришел Герасюк, который собирал образцы красной краски и заходил в магазин узнать насчет свечей.

– Успешно? – обратился к нему Дубовик.

– Как сказать, как сказать… – эксперт разложил на столе несколько пробирок. – Кстати, эту краску у художника брали, едва, не каждый второй. Даже учительница для школы просила. А вот у пожарника всё строго под контролем, отчитывается за каждый грамм. Там и мышь не пролезет. А посему!.. Если даже окажется, что краска из клуба идентична той, что была на наличниках, искать злодея через эту улику будем до посинения.

– Ну, собственно, особо ничего от этого я и не ожидал. Больше надежды я возлагаю на Ерохина. Должен бы уже отзвониться. А что со свечами?

– Да, тоже не особо яркая картина, – пожал плечами Герасюк. – Полина Аркадьевна, это продавец, кстати, довольна «вкусная» дамочка, говорит, что никогда особо не обращала внимания на такие вещи. Но постарается вспомнить.

– «Постарается»… Все они стараются, только не спеша, – проворчал Дубовик. – Ишь ты, «вкусная»!.. Надо же такое придумать!

– Увидишь – поймёшь! Я чуть слюнями не захлебнулся! – рассмеялся Герасюк. – Но я – кремень!

– Свежо предание… – вслед за ним улыбнулся Дубовик.

Рустемова с неодобрением посмотрела на обоих и нахмурилась.

Галина Антоновна, как обычно, занималась своими домашними делами, когда в дверь тихонько вошла её племянница Антонина.

– Чего такая невесёлая? – внимательно взглянув на неё, спросила тётка.

– Так… – Антонина присела на скамейку у окна и поцарапала ногтем по стеклу.

– Ладно, говори уже! – строго приказала Галина Антоновна.

– Чего говорить-то? – опять замялась племянница. – Матери не скажешь?

– Ты это про что? Уж, не про Витьку ли Суркова? – тётка прищурила глаза.

– А ты откуда это знаешь? – испуганно шатнулась Антонина.

– Эва! Опомнилась! Да уж, почитай, с осени знаю! – засмеялась Шушкова.

– А мать? Она что? Она-то хоть не знает? – девушка зажала рукой горло, как от удушья.

– Так она мне и рассказала! Так что, не мнись, говори, с чем пришла, – тётка присела рядом с племянницей и, приобняв её, тихо спросила: – Не ребёночка ль от Витьки-то ждёшь?

– Ой, да что ты, тётя Галя! Ещё этого мне не хватало! Я ведь чего к тебе пришла? Мы же с Витькой тогда, по осени, видели, как к Правлению ночью, когда помер Михей, кто-то шёл. Никому не сказали, чтобы себя не раскрыть. Ну, а Витька-то всё выложил приезжему из органов, мне признался, что по-другому не мог, вот я и испугалась, думала, как сделать, чтобы никто не знал. А теперь!.. – она вдруг широко открыла глаза: – Значит, и Тишка всё теперь узнает?

– Ну, про мужа твоего ничего не скажу – не знаю, я его в известность не ставила, а вот узел этот тебе самой надо будет распутывать! Любишь Витьку – так настаивай, пусть женится на тебе, а с Тишкой… Ну, не вышло!.. И так бывает!