Ключи от Стамбула - [5]

— Хотя бы в основных чертах.

Николай Дмитриевич сказал, что султану нравится не резкое, а мягкое произношение: Азис.

— И каков он? По воспитанию, по склонностям, по своим взглядам?

— В чём-то он похож на умершего брата Абдул-Меджида I, но в очень малой степени. Скорее, он его антипод. Судите сами. Воспитывался евнухами и учителями ислама — туркменами из Бухары и Самарканда.

— Это уже многое значит, — заметил Игнатьев.

— Конечно, — согласно кивнул драгоман. — Особенно, если учесть, что при дворе османов всегда толклись бухарские евреи, нарочно принимавшие ислам.

— В Испании они католики, в Англии протестанты, а в России православные.

Николай Дмитриевич кивнул и вновь заговорил.

— Образование Абдул-Азис получил восточное.

— В смысле, арабское? — желая уточнения, спросил Николай Павлович и предложил драгоману сельтерской воды. Тот с благодарностью выпил, промокнул губы платком и зажал его в руке.

— Ни арабское, ни персидское, а туркмено-монгольское, как все древние ханы.

— Чингизиды?

— Они самые, завоеватели, — с ноткой иронии в голосе уточнил Макеев. — Главным в его воспитании были джигитовка и гимнастика. Насколько мне известно, его по сей день окружают горские джигиты и пехлеваны — силачи. В отрочестве он любил возиться с дикими зверями в дворцовом зверинце, обожал птиц, которых у него было великое множество, со всех концов света. Предметом его забот являлся бой петухов, гусей и других птиц. Часто для потехи он отсекал дамасской саблей ноги у дерущихся кочетов и хохотал до колик в животе, глядя на их кувыркание.

— Задатки настоящего тирана, — заключил Игнатьев и недовольно повёл головой. — Свирепый тип.

— От него можно ждать чего угодно, — предупредил драгоман. — Любой фортель может выкинуть. Это у него наследственное, от отца. Тот в ярости был просто страшен. Ударом кулака сбивал с ног виноватого, вспрыгивал на него и топтал до посинения. Ещё и шпорами терзал, пытаясь ослепить. Султан Абдул-Азис в него, он деспот по натуре.

К концу беседы Игнатьев уяснил для себя основной принцип правления османов: «Я так хочу и так должно быть».

Глава III

Затем он уединился в своём кабинете с военным атташе посольства полковником Генерального штаба Виктором Антоновичем Франкини, поговорил с ним о сугубо секретных делах и, глянув на часы, пригласил его к обеду.

— Прошу ко мне.

Они прошли в небольшую гостиную, в которой за общим, великолепно сервированным столом, уже сидели многие чины посольства.

Николай Павлович всегда был радушным хозяином и щедрым хлебосолом, искренно считая, что нельзя всё время быть в мундире, застёгнутом на все пуговицы. Человек лишь тогда и хорош, когда умеет радоваться людям и в меру сил своих творить добро.

Во время обеда Новиков предупредил его о том, что английский посол сэр Генри Бульвер-Литтон на днях должен прибыть в Стамбул, возвращаясь из отпуска, а вот французский посланник, маркиз де Мустье, умный, способный, но и склочный донельзя, уже прервал свой отдых и вернулся к служебным делам.

— Человек он лживый, страстный, с непомерным воображением и самолюбием, — перечислял свойства характера французского коллеги Евгений Петрович и для большей убедительности загибал пальцы на левой руке. — Общаться с ним неимоверно трудно.

— Спасибо за подсказку, — поблагодарил его Игнатьев. — Теперь я буду знать, что он человек жёлчный и недоброжелательный.

— Сплетник и завистник, каких мало. Прирождённый интриган, — добавил Новиков.

— Насколько мне известно, — сказал Николай Павлович, переходя от личностных оценок маркиза де Мустье к дипломатическим проблемам, — Франция старается затянуть нас временно в свои объятия, заигрывает с нами, но вовсе не для того, чтобы быть в союзе с нами, а только чтобы возбудить ревность Англии и Австрии. Ей хочется понудить их, в особенности первую, был податливее на свои предложения. Наполеон III надеется, что сблизившись с Британией и пощипав Австрию, он поднимет Польский вопрос и затеет с нами драку.

— Упаси Бог! — воскликнул второй драгоман Михаил Константинович Ону, женившийся недавно на племяннице старшего советника МИДа барона Жомини и сблизившийся таким образом с теснейшим горчаковским окружением. — Этого нам только не хватало!

— В самом деле! — переводя его реплику в шутку, рассмеялся Игнатьев. — Мало того, что нам предстоит реконструкция летней резиденции, так мы ещё должны вести ремонт основного здания в Константинополе. — Он покачал головой и с явным огорчением заметил: — Крыша течёт, чердак вот-вот обрушится, своды треснули. Когда идёшь по коридору, пол ходуном ходит.

— Это только наверху, на третьем этаже, — поспешил оправдаться Евгений Петрович. — А трещины в стене легко замазать.

— Вот именно, замазать, — с неудовольствием откликнулся Николай Павлович. — Большая зала остаётся неотделанной, куда ни глянешь — горы мусора. А мы намерены в день Тезоименитства Государя Императора дать первый русский бал!

Новиков пристыжено молчал. Лицо его мгновенно изменилось, налилось краской, словно его охватило чувство крайней досады за то, что он ждал похвалы, а дождался нагоняя. Глядя на него и вспоминая присланные им отчёты о проводимом во дворце ремонте, Игнатьев неодобрительно хмыкнул. — А сколько толков в Петербурге о чудесном помещении Посольства! Сколько «ахов»! — Он помолчал и, не желая уязвлять более самолюбие своего нерасторопного предшественника, обратился к Эммануилу Яковлевичу Аргиропуло, первому драгоману посольства. — Вы что-то хотели спросить?