Ключ от Снов - [2]

– Ручаюсь, что Март его не заметил.

Он тут же остановил предостерегающим жестом готовящуюся вырваться из уст Эгле возмущенную реплику.

– Скорее всего, его не заметил бы никто.

– Так ты думаешь, что его уберег Ключ? – недоверчиво протянул Март после того, как он оправился от неожиданного шока: молодой друид всю ночь не сомкнул глаз и мимо него мышь бы не проскользнула, не то, что – взрослый человек, вооруженный и снаряженный по-походному. Из кухоньки исчезли видавшая виды дорожная котомка Коростеля и его одеяло. Не было и ножа Снегиря.

– Это – единственное объяснение, как он мог обмануть такого неусыпного стража, как ты, Збых, – покачал головой Травник, и щеки Марта, несмотря на то, что в словах Травника не было и тени иронии, медленно залил бледный румянец.

– Если бы я сторожил, меня уж точно не обманула бы никакая вещица, сделанная из железа, – подал голос из дальнего угла комнаты Хрум, но на реплику любящего прихвастнуть кобольда никто не обратил внимания. Хотя в воинских умениях Хрума вряд ли бы кто усомнился, во многом оттого, что мохнатый бочонок его тушки был во многих местах украшен повязками и нашлепками с мазями, которыми Эгле обычно врачевала боевые раны и ссадины своих товарищей. В минувшем бою Хрум подрался на славу, в немалой степени поразив не только врагов, но и своих компаньонов, впервые увидевших в ратном деле столь необычное существо.

– Сейчас не до пустого бахвальства, – отрезал Ивар, и Травник взглянул на разведчика с удивлением. Тот обычно держался с кобольдом подчеркнуто уважительно, видимо, склочный нрав мохнатого компаньона был ему знаком даже слишком хорошо. А сейчас кобольд разом сник, опустил глаза и стал преувеличенно внимательно изучать столешницу. – И, предупреждая возможные благородные порывы, которые, поверьте, легко читаются в ваших глазах, я, пожалуй, скажу так: Яна надо выручать, но никто из вас со мной не пойдет.

– Ты хочешь идти один? – теперь Симеон удивился уже всерьез.

– Во всяком случае, со своим плечом ты мне, уж извини, пока не помощник, – скептически покачал головой разведчик.

– А нам что – прикажешь охранять свою драгоценную избушку? – тихо проговорил, еле шевеля губами, Март. У молодого друида такая манера вести беседу обычно означала, что он уже принял собственное решение, и переубедить его теперь будет трудно. Вернее сказать, вообще невозможно. – Эти стены мне уже порядком опостылели. Мне кажется, что я тут – как в мышеловке.

– Если прикажу – будешь охранять, – сухо заметил Ивар, и его глаза вдруг недобро блеснули. – Тем более – эти стены. Хотя бы потому, что ты, друг ситный, не знаешь, что может скрываться за ними.

– А загадками-то зачем говорить? – неожиданно вступилась за Збышека Эгле, что ей, вообще-то говоря, было совсем не свойственно.

Ивар с минуту молчал, словно взвешивая подходящий ответ, наконец, махнул рукой и сдался.

– Ладно, но только будете делать то, что я вам скажу. Если даже велю носом в снегу закопаться – никуда не денешься, придется.

– Еще неизвестно, кто кого и куда носом ткнет, – подытожил разом повеселевший Март, однако его лицо тут же посерьезнело. – Что до меня, то я больше в этот дом без Яна возвращаться не собираюсь. И без Снегиря…

– Тогда кое-кому придется прежде выслушать меня, – хрюкнул доселе молчавший кобольд. – Как вам, надеюсь, известно, многие скалы на этом острове мне хорошо знакомы. Поэтому мне кажется, я знаю, куда они могли направиться. И мы попробуем их обогнать.

Под таким снегом можно пройти незамеченным в десяти шагах от любого сторожа, думал Ян, понуро шагая меж заиндевелых сосновых стволов, которые тихо качали кронами, облепленными белым. В лесу не было видно ни единой птицы, словно все они давно уже попрятались, пережидая непривычно ранние и такие густые снегопады. Коростель шел, все дальше углубляясь в лес, минуя заснеженные кусты в белых моховых шапках, неожиданно проваливаясь в пока еще неглубокие сугробы, закусив губу и положась на волю провидения, кусочек которого, как он надеялся, тихо наливался робким теплом у него на груди. Ян шел, лелея свое отчаяние и черпая последние остатки уверенности и самообладания в полосатой рукояти большого ножа, который он неумело прикрепил к поясу. А над ним неслышно плыли тяжелые серые облака, почти касаясь верхушек сосен, безучастные и к нему, и к лесу, и ко всему на свете – тихие дети небесной зимы.

Ян почти не разбирал дороги, бездумно сворачивая, далеко обходя кусты и запорошенный бурелом, словно его целью было как можно дальше углубиться в лес и окончательно раствориться там, в хитросплетении деревьев и снега, который вновь повалил из вышины. Однако если бы кто-то взглянул сейчас на его одинокую фигурку, медленно пробирающуюся сквозь чащобы, с высоты птичьего полета или хотя бы с верхушек сосен над головой путника, то он бы уверился в том, что путь Яна в этом лесу – почти прямой и уверенный. Словно кто-то вел его, не позволяя сбиваться с невидимой дорожки, следы на которой тут же заносило поднимавшейся метелью. Во всяком случае, именно это видела большая красноватая птица, величиной с доброго грача, изредка перепархивая с ветки на ветку в том же направлении, куда продвигался и человек с ножом. По мере углубления в чащу, шишек на ветвях становилось все гуще, и птица примечала их, кося сверху большим насмешливым глазом на идущего внизу человека. Тот, похоже, уже начинал уставать.