Ключ из жёлтого металла - [9]

После церемонии погребения жесткого диска в ближайшем канализационном люке я говорю покойной книжке: «Ну и дура» — и с легким сердцем берусь за новую. Сразу или какое-то время спустя — как получится.

Карл знает, чем я занимаюсь на досуге и как поступаю с горемычными рукописями. Я изложил ему свою теорию после того, как уничтожил первый роман. Тогда я вовсе не был уверен, что поступаю правильно, а в таких ситуациях лучшее средство — спор с достойным собеседником; оппонента, как правило, убедить не удается, зато самого себя — вполне, а мне того и требовалось. Карлу можно рассказать о чем угодно, он всегда готов с интересом слушать и спорить, но, чем бы ни закончился разговор, он никогда не мешает мне поступать по-своему.

А сейчас он говорит:

— Все-таки очень жаль, что ты ни разу не дал мне почитать. Думаешь, не понравится, заклюю? Зря. Когда это я тебя клевал?

— Не думаю. Скорее, боюсь, что тебе понравится. И ты меня отговоришь.

— Погоди, — хмурится Карл. — Но разве ты не этого все время ждешь? В смысле, что тебе наконец кто-то или что-то помешает.

— Ннну… да, — растерянно соглашаюсь я.

Я хочу сказать, что будет нечестно, если этим самым человеком окажется Карл. Получить помощь от него слишком просто. Ему нравится все, что я делаю, он всегда на моей стороне и всегда готов помочь. Быть сыном Карла — все равно что иметь полезные знакомства в Небесной Канцелярии. Но пользоваться этим преимуществом, решая по-настоящему важные вопросы, как-то… ну, нехорошо. У нас в классе училась дочка завуча, славная, кстати, была девчонка, но звезд с неба не хватала. Естественно, на всех экзаменах ей доставался единственный билет, на вопросы которого бедняжка могла хоть что-то ответить. Все это видели, все понимали, почему так, зла на нее не держали и даже не шибко завидовали: быть дочкой Ларисы Владимировны — то еще счастье. Но выглядело это, прямо скажем, некрасиво. Я так не хочу.

Но вместо того чтобы все это сказать, я молчу как рыба. Потому что в глубине души сам страшно жалею, что не стал показывать свои книга Карлу. Все думал — вот если бы он сам попросил. А он тактично помалкивал. Мы, конечно, друг друга стоим, чего уж там.

— Помнишь анекдот про человека, который ежедневно молил Господа ниспослать ему выигрыш в лотерее? — спрашивает Карл.

— Ага. В конце концов отверзлись небеса, и Бог сказал ему: «Поц, купи билет!» Понимаю, почему ты спросил. Но знаешь что? На месте Бога я бы дал ему этот совет в первый же день. Чего тянуть?.. И только не говори, будто Богу в голову не пришло, что мужик такой болван. Он всеведущ. Должен понимать.

— А знаешь, ты прав. Я никогда не смотрел на проблему с такой точки зрения, — неожиданно согласился Карл. — Тем более что правило «лучше поздно, чем никогда» работает только в тех случаях, когда не слишком поздно.

— То-то и оно. Рассказывай лучше про свое дело. В смысле, про мое. Интересно же.

— Ключ, — сказал Карл. — Только не падай, кажется, нашелся ключ от двери в подвале.

— Нашелся? — недоверчиво переспросил я. — Ну ничего себе. Так не бывает.

— Не бывает. Но я почти уверен, что это он.

У Карла особые отношения с ключами. В смысле, он их коллекционирует с детства. Первый свой ключ он нашел, когда еще в школу не ходил. Обычный ключ от чужой квартиры, каких много, из тусклого желтого металла. Карл, начитавшийся сказок, решил, что ключ сделан из чистого золота, и приволок его домой; Фрида, непутевая институтская подружка его матери и лучшая в мире няня, с которой он тогда жил, не стала разочаровывать ребенка, предложила хранить ключ в специальной шкатулке — дескать, именно так и следует поступать с сокровищами. Постепенно в шкатулке появились и другие ключи, Карл то и дело их находил и волок домой, все подряд, невзирая на цвет металла, благо знал из книжек, что кроме желтого золота есть еще белое серебро и загадочная платина, которая вообще не пойми какого цвета, зато ценная чрезвычайно. Шкатулка быстро заполнилась трофеями, но тут Фрида купила на барахолке ветхий кованый сундучок — ясное дело, божилась, что пиратский, — и Карл принялся собирать ключи с удвоенным рвением. К моменту поступления в консерваторию он был счастливым обладателем трех с лишним тысяч ключей и почти утратил интерес к детскому увлечению, но однажды полез с приятелями исследовать пустой, предназначенный на снос дом и нашел там удивительную штуковину, отдаленно напоминающую ключ — стержень с бороздками на обоих концах. Заинтересовался, пошел в библиотеку, перерыл кучу книг, выяснил, что ему в руки попал двойной ключ-паспарту, изготовленный самое позднее в начале девятнадцатого века. Информации о ключах-курьезах, которой, по ходу дела, переполнилась его голова, хватило, чтобы снова разжечь угасший интерес. Так Карл стал настоящим коллекционером — не собирателем мусора, но охотником за сокровищами, Фрида как в воду глядела.

Сокровищ он собрал немало. Я ни черта в этом не понимаю, но время от времени делаю посильные вклады в его коллекцию — по большей части, подозреваю, фуфло, но пару раз мне везло. В частности, редчайший ключ-пистолет, который Карл датировал пятидесятыми годами позапрошлого века, — моя находка, результат первой и последней вылазки на парижский блошиный рынок. Голова у меня там разболелась страшно, как всегда случается в людных местах, но ключик цапнуть я успел. Еще бы отыскать мастера, способного привести его в рабочее состояние, но, боюсь, таких уж не осталось, хотя Карл не теряет надежды.