Ключ дома твоего - [2]

Дом вскоре стал основной достопримечательностью села. Он был построен рядом со старым, отцовским однокомнатным с прихожей домом, наполовину вросшим в землю, сложенным из речных камней, с плоской, просмоленной крышей. Он был теплым зимой и прохладным в летнюю жару, как уверяли ее хозяева. Несмотря на просьбы Садияр-аги, его мать Сугра-ханум продолжала жить в нем, наотрез отказавшись переезжать в новый дом. Так и жили они одной семьей на два дома.

...

Как часто бывает, плохая весть в дом погибшего пришла последней. Никто из сельчан не решался первым произнести страшные слова. В обоих домах долго было тихо. Наконец, на порог старого дома вышла мать Садияра старая Сугра, в своем неизменном, несмотря на погоду всегда наглухо застегнутом, темнокоричневом наряде. Руками она держала за концы тяжелую шаль, накинутую второпях на голову. Когда она увидела, как к их дому начали стекаться женщины, которые, подойдя на достаточно близкое расстояние, не решались идти дальше, Сугра - ханум, многое повидавшая в этой жизни, сразу почувствовала беду. Ее умное, все еще красивое лицо, которое даже морщины скорее украшали, нежели портили, с широко раскрытыми карими глазами, оценивающе смотрящими на этот мир, было в ожидании обращено к стоявшим у ее порога людям. Она многое понимала с полуслова, но в то, что в ее дом пришло несчастье, она отказывалась верить, не желая допускать и мысли, что с ее сыном что-то случилось. А то, что несчастье могло случиться именно с ее сыном, она почувствовала сразу, инстинктивно, по тому, как сжалось и затрепетало ее сердце.

Оно не переставало ныть уже давно, несколько месяцев, словно предчувствовало беду. В последние дни и сны ее были тяжелыми, путанными, часто она просыпалась среди ночи от бешенного стука в груди, вся липкая от пота. В такие минуты она жадно пила холодную воду, что всегда ставила рядом на подоконник, шептала слова молитвы, чтоб успокоиться, как ее учила покойная теща Гюльсум - ханум, повторяя раз за разом " биссимиллах", но успокоение не наступало. Проснувшись, она уже больше не могла уснуть, и тогда, одевшись и накинув теплую шаль, ходила по двору, заглядывая то в хлев, то в кладовую, а часто, открыв калитку, выходила в сад и просто бродила среди деревьев. В эти дни она часто останавливаясь у тутовника, посаженного здесь ее покойным супругом Ага Исрафилом еще в первую весну их жизни в этом доме, построенном им своими руками. Сюда он привел их - ее и маленького Садияра, уйдя из отцовского дома, когда узнал, что отец его повелел матери присмотреть для него новую жену.

Сугра была хорошей невесткой, тихой, услужливой. Взяли ее в богатый дом Тогрул-аги давно, когда ей исполнилось десять лет, заплатив ее родителям хороший выкуп. Здесь она и выросла под присмотром хозяйки дома, покойной Гюльсум - ханум, здесь училась готовить и шить, убирать и стелить постель, училась во всем слушать старших. Через несколько лет, как это и ожидалось, в дом был приглашен Молла Самандар, который благословил их брак с Исрафилом.

Свадьба была пышной. Три дня продолжались гуляния по случаю свадьбы единственного сына Тогрул - аги. Три дня гуляла вся деревня, а в свадебном шатре, раскинутом во дворе жениха не переставая пели приглашенные ашуги, народные певцы, каждый со своей интерпретацией старинных сказаний, целым букетом новых песен, сочиненных и спетых часто экспромтом, на едином дыхании, пропетых и забытых, потерянных сокровищ народного творчества. Они стараясь перепеть друг друга на радость зрителям, входили в такой раж, что не замечали, как начинали петь песни на слова оппонентов, искренне считая, что сами их сочинили.

Удивительны и незабываемы сельские свадьбы! В эти дни все живут этими счастливыми мгновениями, даже больные забывают о своих недугах. А если, не дай бог, в это время случалось несчастье и кто-то в селе неожиданно умирал, по неписанному закону, родные старались скрыть это от посторонних, а сами приходили на свадьбу и больше всех улыбались, ели и пили. И только на следующий день, когда гости, пришедшие на свадьбу, благополучно расходились, они давали волю своему горю.

Вначале все было хорошо. Сугра понесла вскоре после свадьбы и хорошо переносила свою беременность, часто ловя на себе довольный взгляд свекра, украдкой смотревшего на ее располневший стан, хотя она всячески старалась меньше попадаться ему на глаза, стыдясь его, да и не подобает невестке в ее положении мельтешить перед родителями.

Роды были тяжелыми. И хотя самая искусная повивальная бабка в округе была приглашена в дом, она чуть не умерла. После родов всем стало ясно, что мальчик, которого она в муках родила, будет единственным, и что родить она больше не сможет. Да и как женщина она очень ослабла. Когда Исрафил прикасался к ней, в ней все напрягалось, и она дрожала, ожидая боли. Муж ее, несмотря ни на что, не давал ее в обиду, жалел ее, хотя видел, как недовольно смотрел отец на нее, когда она, подвязавшись теплой шалью, тихо проскальзывала по веранде в свою комнату с маленьким Садияром на руках.

Прошло три года, и родители мужа начали намекать Исрафилу, что ему нужна вторая жена. Он краснел, опускал голову и молча удалялся. Вскоре разговоры эти стали более частыми, а когда мать его по секрету сообщила, что у ее двоюродной сестры есть как раз дочь на выданье, красавица и рукодельница, он... построил свой дом.