Клык леопарда - [7]

Лекарь виновато развел руками:

– Прости, трибун, я никак не могу ухватиться за кость.

Бесцеремонно оттолкнув его в сторону, Арминий положил руку на плечо солдата со сломанным носом, не давая ему встать.

– Сиди, это не займет и минуты. – Большим и указательным пальцем он сжал ему нос, нащупывая место перелома. Раненый взвыл от боли. Схватив беднягу за волосы, чтобы тот не дергал головой, германец быстро поставил сломанную кость на место. Раненый громко вскрикнул и потерял сознание, повиснув на руке германца, который по-прежнему держал его за волосы. Покачав головой, Арминий передал его подоспевшему с бинтами санитару.

– Готово. Правда, под глазами неделю еще будут синяки. Это послужит ему хорошим уроком. Будет знать, что надо тщательней выбирать цель.

Примипил Секст Фронтиний кивнул трибуну и язвительно улыбнулся:

– Похоже, твой человек умеет вправлять сломанные кости, трибун. Возможно, жене центуриона Корва стоит взять его помощником в свой лазарет, как ты думаешь?

Глядя вслед уходящему германцу, Скавр покачал головой:

– Вряд ли. Ему не хватает сострадания, которое требуется от медика. Он стал таким с тех пор, как я спас его, когда мы воевали с квадами, и, похоже, не думает меняться. – Он посмотрел на простиравшуюся впереди дорогу, все так же окутанную пологом тумана. – Может, снова двинемся в путь? По моим прикидкам, до города остается еще десять миль. И нам никуда не деться от этого проклятого дождя, пока мы не придем туда.

Когда первые центурии снова выстроились в колонну, Марк Трибул заметил, что Юлий что-то ищет на земле рядом с трупом убитого бандита.

– Что-то потерял? – спросил Марк.

Не сводя глаз с земли, его товарищ кивнул:

– Свисток. Хороший был.

Оглянувшись, Трибул перехватил взгляд Дубна – тот с лукавой усмешкой показывал на торбу у себя на поясе. Поняв бесполезность дальнейших поисков, Юлий вновь обернулся к другим центурионам. Дубн тем временем с преувеличенным интересом что-то искал на земле возле их ног.

– Мне бы тоже не помешал хороший свисток, а то у моего звук, как вопли кастрированного кота, – пояснил он.

По команде Клодия третья центурия, которой надлежало идти во главе растянувшейся колонны из двух когорт, снова пришла в движение. Юлий осуждающе покачал головой.

– Очень смешно, Дубн. Думаю, это цена за то, чтобы быть первыми в бою. Как обычно, будь все оно проклято.

С этими словами он бросился догонять пятую центурию, оставив своих товарищей ждать, пока мимо пройдут их солдаты.

– И долго ты собираешься держать свисток у себя? – поинтересовался Марк у Дубна.

Тот пожал плечами:

– Может, пока он не купит новый? Как только он достанет из кошелька монету, я тайком суну в него его старый свисток. – Озадаченный серьезностью товарища, Дубн нахмурился. – Что такое? Я же не срезал у него кошелек!

Марк покачал головой:

– Нет. Дело во мне. Я просто подумал о том, как это развеселит Руфия.

Дубн положил похожую на лопату ладонь на обтянутое кольчугой плечо друга.

– Знаю. Я не меньше тебя скучаю по старому засранцу, но, как любит говорить Морбан каждому, кто готов его слушать, жизнь приносит выгоду лишь живым. Вон идут твои парни. Ступай и взбодри Кадира историей про свисток твоего друга. Ты же знаешь, он всегда мрачнеет, когда на дворе слишком сыро и солдаты не могут позабавиться стрельбой из луков.

Они прошагали еще четыре часа. Из-за бесконечного тумана смеркаться начало гораздо раньше, и даже Марк был склонен встать на ночной привал. Шагая рядом со своим опционом [11] в арьергарде центурии, он обратил внимание, что хамийцы [12], обычно невозмутимые, к концу марша помрачнели.

– Пойду вперед. Хочу убедиться, что Морбан не слишком немилосердно шпыняет горниста, – сказал Марк.

Кадир что-то пробурчал в ответ, не сводя глаз с унылого пейзажа, что время от времени открывался взгляду, когда расползалась завеса тумана.

Подойдя к голове центурии, Марк Трибул застал знаменосца в задумчивости. Похоже, этот ветеран, отдавший армии двадцать пять лет, а также известный на всю когорту своим язвительным умом и неуемной страстью к азартным играм, вину и женщинам, принял беды своего товарища близко к сердцу.

– Я пытался приободрить его во время привала, отпустил пару шуток, но он даже не улыбнулся. Похоже, до него понемногу доходит, чего он и его земляки лишили себя, когда решили покинуть хамийскую когорту и гарнизон на Адриановом валу. Таскать на себе доспехи в половину собственного веса – это совсем не то, что голышом бегать налегке по лесам, изредка подстреливая дичь себе на обед. – Не замечая холодного взгляда центуриона, Морбан продолжил: – И вот теперь он мерзнет, из носа у него течет, лук же ему вечно приходится прятать, чтобы не подгнил клей. Неудивительно, что у засранца сейчас паршивое настроение. Не то что у нас, мы люди привычные.

Марк всмотрелся в завесу тумана и коротко встряхнул головой. Увы, мнение Морбана по поводу причин дурного настроения Кадира можно было отнести и к нему самому.

– В любом случае, скоро мы вновь окажемся в теплой казарме, где будет печка с дровами, а все неурядицы останутся позади. И если дорогой старина Кадир даже тогда не посмеется над моими шутками, то, наверное, он…