Клятву сдержали - [5]

Шрифт
Интервал

Эвакуация прошла благополучно. За несколько ночей мы вывезли в тыл на машинах и железнодорожным транспортом всех раненых и только после этого свернули службы.

Сперва, казалось, ничто не предвещало осложнений в пути. Но едва отъехали несколько километров от города, как услышали гул самолетов. Еще раньше, когда добирались к Житомиру, над нами нередко пролетали вражеские бомбардировщики, но ни разу не бомбили. То ли наша маленькая колонна казалась врагу не заслуживающей внимания, то ли противник имел более важное задание. Так или иначе, до этого в пути бомбежкам мы не подвергались. Это притупило бдительность. Мы перестали прятаться от противника, за что на этот раз и были наказаны.

Оказавшись над нами, шесть вражеских самолетов развернулись, снизились, и вскоре к их гулу прибавился воющий звук падающих бомб.

— Воздух! — послышались запоздалые крики.

Машины поспешно стали сворачивать в лес, мы на ходу выскакивали, бросались врассыпную. Самолеты сделали новый заход и открыли огонь из пулеметов.

В тягостном молчании хоронили мы убитых, спешно оказывали первую помощь раненым. Дорого обошлась нам наша беспечность.

Кажется мне, именно после этого случая стал я окончательно военным человеком: осторожным, бдительным. Как всегда на войне, опыт приобретался слишком дорогой ценой. Это был период, когда все мы учились воевать с озверелым и сильным врагом.

Едва колонна снова тронулась в путь, как нас нагнал мотоциклист. Запыленный, усталый, он очень торопился, однако, поравнявшись с головой колонны, остановился и сообщил печальную весть: враг ворвался в Житомир.

— Немецкие танки, — сказал он, — движутся по шоссе на Киев, они нагоняют нас.

Мотоциклист умчался, а нам пришлось срочно сворачивать в лес. Еще как следует не замаскировались, а на шоссе послышался гул машин, лязг гусениц. Вскоре из-за поворота показался головной немецкий танк.

Я впервые видел врага так близко от себя. Разрисованный маскировочными зелено-желтыми пятнами, танк быстро приближался. Крышка люка была отброшена, над ним чернела фигура немца. Темный комбинезон, самоуверенное, наглое лицо. Шлем он держал в руке. Казалось, немцы выехали на прогулку. Тогда меня удивила, поразила эта наглая самоуверенность. Потом я столкнулся с нею не раз и перестал удивляться. Да, в первый период войны наглости у врага было хоть отбавляй…

Немец курил, и дымок сигареты был ясно виден на фоне зеленого леса. Мне показалось даже, что я почувствовал табачный запах, так близко от нас проехал танк.

Вслед за этим танком прошли еще четыре вражеских машины, и на каждой из открытого люка торчала голова немца. Гитлеровцы с интересом посматривали по сторонам. А у нас в бессильной злобе сжимались кулаки. Но что могли поделать с этими бронированными чудовищами мы, несколько десятков медиков, вооруженные лишь пистолетами?

Изредка танки стреляли, посылая пулеметные очереди то вдоль шоссе, то в сторону леса. Враг не обнаружил нас. Стрельба была не прицельной и никакого вреда нам не принесла. Очевидно, эти пять танков были вражеской разведкой, потому что вскорости они повернули назад. Мы получили возможность двигаться дальше.

Остаток пути до Киева проехали без происшествий.

Столица Украины готовилась к обороне. В районе Дарницы жители рыли противотанковые рвы, на подступах к городу уже протянулись линии инженерных заграждений. Мы развернулись на окраине Дарницы, приняли первых раненых. Пока это были мирные жители, пострадавшие во время бомбежек.

Пользуясь вынужденной передышкой, Володя Костенецкий отпросился у начальника госпиталя на несколько часов в город проведать родственников. Он уезжал попутной машиной, из кузова крикнул мне, что к вечеру обязательно вернется. Но едва машина ушла, как меня вызвал к себе начальник госпиталя и объявил, что я направляюсь на передовую в распоряжение командира пулеметного батальона Киевского укрепрайона. На сборы был отпущен час.

Уложить рюкзак было делом пяти минут, но я медлил, мне казалось, что Володя вот-вот появится. Несколько раз выходил я на дорогу в надежде, что какая-нибудь попутная машина притормозит и из кузова выпрыгнет Володя. Но тщетно, он не приехал.

Больше я никогда не встречал Володю, а все попытки разыскать его оказались безрезультатными. Некуда было даже написать, наш госпиталь расформировали. Дело в том, что многие госпитали, дислоцированные в то время в Киеве и под городом, в том числе и наш, в первые недели войны потеряли большое количество личного состава. Командование приняло решение объединить их в несколько крупных. В процессе формирования новых госпиталей молодые врачи направлялись на передовую, где особенно ощущалась нехватка медиков.

И вот я в новой должности: начальник санитарной службы 193-го пулеметного батальона Киевского укрепрайона. Батальон занимал позиции в юго-западной части города, на подступах к нему. Здесь стояло несколько дотов со станковыми пулеметами. Бойцы жили в блиндажах, расположенных неподалеку от дотов. В мои обязанности входило следить за санитарным состоянием всех помещений, пищеблока, личного состава. Помогала мне веселая черноглазая медсестра Феня. По нескольку раз в день обходили мы все службы, и уже само появление Фени среди бойцов всегда вносило оживление, поднимало настроение личного состава. Хохотунья, острая на язык, обладавшая мягким и в то же время метким украинским юмором, Феня шутила с бойцами, могла «расхохотать», как она выражалась, даже самых мрачных и угрюмых. Но если дело касалось нарушения санитарных норм, она становилась беспощадной. Могла так отчитать нерадивого, что тот краснел, не знал куда девать глаза.


Рекомендуем почитать
Красное зарево над Кладно

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


...Азорские острова

Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.


В коммандо

Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.


Саладин, благородный герой ислама

Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.


Занятие для старого городового. Мемуары пессимиста

«Мемуары пессимиста» — яркие, точные, провокативные размышления-воспоминания о жизни в Советском Союзе и в эмиграции, о людях и странах — написаны известным советским и английским искусствоведом, автором многих книг по истории искусства Игорем Голомштоком. В 1972-м он эмигрировал в Великобританию. Долгое время работал на Би-би-си и «Радио Свобода», преподавал в университетах Сент-Эндрюса, Эссекса, Оксфорда. Живет в Лондоне.Синявский и Даниэль, Довлатов и Твардовский, Высоцкий и Галич, о. Александр Мень, Н. Я. Мандельштам, И. Г. Эренбург; диссиденты и эмигранты, художники и писатели, интеллектуалы и меценаты — «персонажи стучатся у меня в голове, требуют выпустить их на бумагу.


Пролив в огне

Аннотация издательства: Авторы этой книги — ветераны Черноморского флота — вспоминают о двух крупнейших десантных операциях Великой Отечественной войны — Керченско-Феодосийской (1941—1942 гг.) и Керченско-Эльтигенской (1943—1944 гг.), рассказывают о ярких страницах героической обороны Крыма и Кавказа, об авангардной роли политработников в боевых действиях личного состава Керченской военно-морской базы.P. S. Хоть В. А. Мартынов и политработник, и книга насыщена «партийно-политической» риторикой, но местами говорится по делу.


Воспоминания

В этом уникальном издании собраны воспоминания Варлама Тихоновича Шаламова — поэта и прозаика, чье творчество стало откровением для нескольких поколений русских читателей. Детство, юность, участие в литературной жизни Москвы 20-х годов, арест, лагеря, возвращение. Кристальная честность и взыскательность к себе отличают автора этих воспоминаний. Значительная часть материала публикуется впервые.


Москва и москвичи

Мясные и рыбные лавки Охотного ряда, тайны Неглинки, притоны Хитровки, Колосовки и Грачевки с грязными дворами и промозглыми «фатерами», где жизнь на грош, а любовь за копейку…Автор, прозванный современниками «дядей Гиляем», известный журналист, в живой и занимательной форме рассказывает о быте и нравах старой Москвы, подкупая достоверностью и живостью портретов и описаний, ощущением сиюминутности происходящего и сохраняя в своих очерках неповторимый аромат той эпохи.