Клятвопреступник - [42]

Драко знал, что не должен был терять терпение, или, как сказал бы Северус, позволять дурацкой Малфоевской гордости взять над ним верх. Естественно, Поттер не станет ему доверять. Люциус подчинялся Волдеморту долгие годы, а Драко во всем повиновался отцу. Было глупо полагать, что внезапный переход на сторону Дамблдора поможет юному Малфою заслужить уважение в близоруких глазах Мальчика–который–выжил. Но во что им обошлось это решение? Они потеряли дом и всякую надежду на нормальную жизнь на долгие годы вперед. Неужели это ничего не значит? Даже Дамблдор поверил Драко и то, что Поттер не доверял мнению старого волшебника, казалось неоправданно жестоким.

— Не очень‑то похоже на послушного маленького гриффиндорца, — пробормотал юноша себе под нос. — Тупой шрамоголовый идиот. Не знает даже кто такой Мордред. Магглолюбивый невежда. Ручаюсь, он не прочел ни одной книги кроме учебников. Наверное, списывает все у Грейнджер.

Подходя к гостиной, он все еще ругался.

Глава 7

На Рунах, устроившись в самом конце класса и старательно игнорируя торопливо строчащую в тетради Грейнджер, Драко глядел в окно, не обращая никакого внимания на профессора и вспоминая ночной разговор с Поттером, случившийся несколько дней назад. Он, конечно, вовсе не рассчитывал, что гриффиндорец назовет его другом и станет делиться с ним всеми своими секретами, но такого оскорбления тоже никак не ожидал. Хотя должен был, и все‑таки… Драко нахмурился.

Тупой, шрамоголовый сын грязнокровки думает, что знает все на свете…

Хуже всего было то, что Драко не понимал, почему отпор Поттера так его задел. Или почему он не может выдержать взгляд Золотого мальчика, хотя глядеть сверху вниз на важных чиновников из Министерства для него не составляло никакого труда. Он вздохнул. Почему его так рассердило, что Поттер оказался таким же невеждой, как и все остальные?

За окном сорвалась и разбилась сосулька, прервав размышления Драко и остальных студентов. Теперь, когда буран прекратился и потихоньку начало пригревать солнце, звук трескающегося льда стал привычным. Из‑за Волдемортовых манипуляций с погодой наступило странное время — неуютно холодное и невыносимо яркое — ни зима, ни лето. Это странное межсезонье напоминало Драко сумерки, таинственную пору между днем и ночью. И, как и сумерки, оно делало его беспокойным, нетерпеливым, вызывало чувство, что вот–вот случится нечто неожиданное. Днем занятия сливались в неясный поток, ночи были заполнены приготовлением зелий. Вестей от родителей и друзей по–прежнему не было, и Драко постепенно начал терять надежду.

Отцовский дневник немного помогал сгладить тяжелое чувство. В редкие свободные минуты после окончания занятий и перед появлением Северуса юноша растягивался на диване в гостиной и читал. Страница за страницей перед ним разворачивалась жизнь его семьи. После случая с отравлением детские жалобы Люциуса прекратились, а жажда новых знаний и секретов стала расти. Постепенно стало явным его восхищение заклятьями, а почерк, поначалу неуклюжий, превратился в уверенный и элегантный.

К своему глубокому удовлетворению Драко узнал, что отец был далеко не так хорош в зельях, как он сам. Юный Люциус с трудом мог приготовить зелья, с которыми легко справлялся практически любой пятикурсник, и вскоре дед оставил попытки научить его чему‑то более сложному. Люциусу просто не хватало терпения, которое необходимо для работы с зельями, да и особенности разных ингредиентов никогда не интересовали его. Драко же за годы обучения в Хогвартсе понял, что успеха в зельеварении можно добиться, только искренне полюбив этот предмет. А под руководством Северуса это было неизбежно. Иногда крестному приходилось буквально силком вытаскивать завороженного Драко из своего огромного хранилища, чтобы вернуть к работе.

Но в неспособности Люциуса к зельеварению юный Малфой увидел причину своих неудач с любовными зельями.

С другой стороны, в том, что касалось заклинаний, Драко пошел по стопам отца. Порчи и проклятья давались ему легко, но в то время как он находил их довольно интересными, Люциус был ими просто очарован. Целые абзацы в дневнике он посвящал описанию малейших подробностей воздействия заклятья на жертву, вплоть до упоминания, как высыхает и трескается кожа и вытекают глаза после особенно удачной «импедименты»…

Люциус с увлеченностью одержимого сочинял сложные, напевные заклинания, достаточно мощные, чтобы повлиять на саму природу, но слишком длинные для сражений. Перечитывая каждое из них, нацарапанное на полях, с зачеркнутыми и переписанными словами, Драко ловил себя на том, что шевелит губами в такт — ему ужасно хотелось их испытать.

К сожалению, читать дневник в классе было нельзя. Золотая окантовка кожаной обложки и пожелтевшие страницы слишком отличались от привычного вида учебников, и юноше не хотелось возбуждать всеобщее любопытство. После того, как слухи об инциденте на Зельях расползлись по школе, осталось слишком мало мест, где Драко мог бы читать без опаски. Хогвартс превратился в тюрьму. Даже гостиная временами казалась неуютной, душной и чужой.