Клятва Тояна. Книга 1 - [17]

— …а на нас, рабах его, от пучины премудрого его разума и обычая и милостивого права неоскудные реки милосердия изливались выше вышнего. Аминь!

Осушив заздравную чашу, Нечай пристально глянул на Кирилку.

Тот сидел молодцом, не то что сутулый, похожий и лицом и телом на отца Иван. Под глазами его сгустились за ночь зеленые тени, а в уголках губ затаилось испуганное ожидание.

Стало быть, дошла и до него нешуточность положения. Заботы от сна и еды отбили. Едва-едва пирог с заварной капустой пережевывает.

Стол нынче обиходный: редька пластами с конопляным маслом, жженая картошка, вареные грибы, пироги, морковник, кисели всякие, клюква с медом, а чтобы слишком постно не было, каждому подан кусок осетрины с белой подливой да молочным хлебом с запеченной в нем черной икрой. Рыба не скоромна, понеже у нее холодная кровь, зато сытна и вкусна, не в пример скотскому мясу. Особенно осетровая.

На Сибири голода нет. Оттуда и шлют воеводы Нечаю рыбу, дичь, ягоды и целебные коренья. Нечай об них печется, они об нем. От согласия в управителях многое зависит.

Однако и на Сибири нынче неустройно. Другой раз прорвется в приказ челобитная на кого-то из воевод, де корыстен и самоуправен, ясак с тамошних людей берет и за мертвых, и за старых, и за слепых, от немирных киргиз не обороняет, вконец измучал извозной повинностью. Ведомо сие Нечаю, ох ведомо. И что с иных порубежных волостей сразу два ясака воеводы емлют, и про обманы разные, и про насильства над казаками, стрельцами, крестьянами тоже ведомо. А что делать? За каждым наместником из Кремля не уследишь. Сибирь эвон где. Кабы в приказе Казанского дворца решалось, кого из бояр да дворян в Сибирь на воеводство посылать, Нечай половину нынешних тотчас заменил бы. Сыскал бы людей, которым главное — Русии послужить, а уж потом службою покормиться, которые бы нравом и делами своими не чернили, а возвеличивали доверившегося им государя.

Другая беда — попадал вдруг скот на Сибири. В тюменском и других уездах крестьяне пашню на себе пашут, конные казаки спешились, ямщики христовым именем по чужим юртам кормятся. Вот и составил Нечай царскую грамоту в Казань, чтобы воевода не мешкая продал триста волов в бедственные земли. Следом отписал чувашам, татарам и черемисам, что дозволено торговать с Сибирью лошадьми и прочей скотиной без пошлин. А пока гоньба на дороге в Сибирскую Татарию премного плоха, обозы с собольей, соляной и прочей казной идут не по срокам. Давно должен явиться обоз из Тобольского города, да, видать, замешкался на одном из повозных станов, где нет сменных лошадей…

«Плохо ли, хорошо ли сей час на Сибири, а надо поскорее спровадить туда Кирилку! — Нечай отодвинул серебрянное блюдо с осетриной. — С первой же оказией! Пока новых бед не наделал».

От Кирилки взгляд Нечая сам собою перекинулся на Баженку Констянтинова. Агафьин племяш все больше и больше нравился ему — независим, удал, не чета Амоське, Овере и другим дворовым мужикам. На этого, сразу видно, можно положиться. В нем то же молодечество, что в Кирилке, да опыта в нем больше, характера. К тому же сторонний человек, издалека, не московский.

«И Баженку в Сибирь налажу. Померщики там край как нужны. Но сперва…»

Нечай хмурился, прикидывая, что сперва-то… От этого над столом висела осторожная выжидательная тишина. Даже вороны за окном поутихли, отодвинулись куда-то за Москва- реку. Но вдруг одна каркнула, да так близко, что Нечай вздрогнул.

— А чтоб тебя разорвало да лопнуло! — дернул он в сердцах рукою.

Покачнулся, опрокидываясь, подсвечник в виде стрелы между двух соболей[18], выпала из него свеча и, продолжая гореть, воткнулась меж блюдами.

Нечай замер. Ну не чудо ли? Свеча горит, а пожара нет. Значит, будут хорошие вести из Сибири.

Нечай встал и, с улыбкой огладив на груди бороду, отправился в белую комнату. Он знал, что Баженка Констянтинов не заставит его ждать.

Так оно и вышло.

— Садись, — указал ему Нечай на лавку, где вчера сидел Власьев. — На долгие разговоры время нет. Это хорошо, что ты от православия не отступился. Есть и другой случай правому делу послужить. Готов ли?

— Готов! — не задумываясь, ответил Баженка.

— Ну так вот. Нынче в полдень через Курятный мост в сторону Верхних Подгородок доказного языка поведут. Пойман на челобитьи самозванцу Отрепьеву. Через него многие невиновные пострадать могут. Вот бы помочь ему до места не дойти… Сможешь?

— Смогу!

— Экий ты быстрый. Смогу! — передразнил его Нечай. — Ты хорошенько подумай. Доказной не один пойдет, со стражею. Здесь надо так раскинуть, чтобы дело сделать и самому уцелеть.

Их глаза встретились.

— Со смертью не шутят, — уже тише добавил Нечай. — А упредить можно!

На этот раз Баженка задумался. Потом тряхнул кудрями:

— Упрежу! А не выйдет, не взыщи, Нечай Федорович.

— Должно выйти! Ты вон какой быстрый. Все на лету хватаешь.

— И ты быстрый. Взял и доверился с первого глазу. Спасибо на этом.

— С Богом! — проводил Баженку до двери Нечай. — Я молиться за тебя буду.

На душе у него сделалось полегче. Устал от терзаний. Сколько можно…

В сенях его ждал приказной посыльный. Сбиваясь, он доложил, что обоз из Тобольского города нашелся, понеже шел он вовсе не Ярославской, а Владимирской дорогой; соболья казна цела и невредима; а с нею тащится с посольством к царю татарский князец Тоян Эрмашетов; пополудни они собираются быть на Москве.