Клятва - [34]

Рэй лежал рядом со мной, свернувшись в клубок, закрыв лицо ладонями. И крупно дрожал. Я позвал его, но он не откликнулся, а когда я потряс его за плечо – отшатнулся, закрывая руками голову. Из крепко зажмуренных глаз текли слёзы.

Я сильно испугался, особенно когда он, немного придя в себя, вдруг задрал голову, уставившись на расчистившееся небо, и беззвучно захохотал, указывая на что-то среди звёзд. Как сумасшедший.

Думаю, это был припадок, но раньше с Рэем такого не бывало.

Я отвёл его в свою каморку. В «казарму» отпускать в таком состоянии было нельзя, он ведь даже шёл с трудом. А на мою кровать повалился и заснул, как убитый – после принесённого ключницей чая с сонными травами.

«Ты ведь не передумаешь? - сказал он утром в ответ на мои беспокойные расспросы. – Ехать на границу. Ланс, там ужас. Ты, - его пальцы дрожали, когда она показывал, – не понимаешь. У южан чародей».

- Ну и что?  - удивился я. Читал я в исторических книгах и про войны с чародеем. Там, среди сухих описаний битв, эти детские страшилки не казались такими уж ужасными. - Подумаешь, чародей! У нас, вон, тоже типа призраки водятся.

Рэй снова захохотал и, кажется, был близок к новому припадку. Но обошлось.

Он больше не делал попыток меня отговорить. А на прощание вместе с заверениями «мой дом – твой дом», «только посмей мне не писать» и так далее подарил браслет-амулет Вория, сплетённый из кожаных тонких шнуров. Среди них я заметил тёмные и светло-русые пряди – мои и его. Амулет. Рэй ничего не добавил, но и так было понятно: плёл сам. С этим браслетом я не расстаюсь до сих пор и уверен: он спасал меня не раз. А тогда Рэй одел его мне на руку и шепнул: «Не забудь вернуться». Я отмахнулся, пообещав написать, когда доберусь до границы.

Спустя седмицу после его отъезда я сбежал – даже не сдав последний экзамен. Без труда нашёл обоз, идущий на южную границу, договорился с купцами, что хотя бы до Можетки меня довезут. В копеечку вышло, ну да бездна с ними.

Уже тогда, удобно устроившись в телеге на укрытом рогожкой сене и сонно рассматривая звёздное небо, я вдруг понял, на что показывал Рэй в ту странную, колдовскую ночь.

У Чародея появился второй глаз.

***

Не хочу описывать ту войну. Первая война, как первый отказ – нож по сердцу. Да и к чему? Сражения по мгновениям разобрали хронисты, крепости и стратегические пункты сто раз перешли из рук в руки, даже правители уже давно мертвы. И менестрели о той войне не поют – что интересного в южно-мальтийском дележе границы? Та же война Двух Чародеев, хоть и короче раза в четыре, куда более богата на события… Действительно, кому важна судьба тех людей, которых уводили тогда в рабство? И поля сражений давно поросли вереском и ромашкой.

Обоз, в котором я ехал, попал в бойню под Можеткой – я тогда, к своему ужасу осознал, что слишком облагородился, раз посмел заиметь какие-то романтические мечты. Война виделась мне по-лордски, примерно как наши турниры или поединки на плацу. Не могу сказать, что я не был готов ко всей той мерзости, которую устроили южане на улицах города – но я отвык от такого, совсем отвык.

Правду говорят: человек, если хочет, всегда найдёт проблемы на своё… свою голову. Выжившие в Можетки прятались в храме Матери – но южан это не остановило. Храм подожгли, успевших выбраться – добивали, мостовые на улицах были скользкими от крови. Мне, можно сказать, повезло: я угодил в плен ещё раньше, и моя смазливая мордашка меня вновь спасла. Конечно, такого невинного красавчика вроде меня можно было дорого продать – и я оказался уже в другом обозе, идущем в Аджахаид, бывший тогда крупнейшим рынком Овидстана.

И снова Мать смилостивилась: обоз отбили наши у Шипкиного Вала. До сих пор помню: закат, воздух аж звенит от цепей и криков, на горизонте деревушка живописно так догорает. У меня под ногами первый убитый: южанин с чёрной густой бородой, больше меня раза в два, что в высь, что в ширь. Он долго дёргался, пока я его цепью душил, всё умирать не хотел. Я тоже не хотел топиться в ближайшей реке, куда оттаскивали несостоявшийся товар. Судьба тогда оказалась на моей стороне.

К армии я прибился там же, у Вала, и месяц продержался в авангарде. Потом меня вызвали к офицеру полка, в который я записался, принялись выспрашивать имя, да кто таков, да откуда. Я наврал с три короба и тем же днём сбежал в другую часть. Хорошо подгадал – южане снова прорвали фронт, и я удачно затерялся. И так два года бегал. Ещё пару раз бывал в плену – но уже не долго. Каждый раз мне просто неприлично везло.

Я видел южного чародея у Краситников. Он, кстати, востокец, что меня безумно удивило – воюет-то почему за Овидстан? Он один швырял людей, как тростиночки, играя с ветром и давлением. Косил нас, точно спелые колосья – даже не приближаясь, даже не меняя скучающего выражения лица. Многие из наших даже считали его Ворием, спустившимся с Небес по наши души – не может же у человека быть такая сила, не должно так быть. Я насмотрелся, как стоило ему появиться на поле боя, и мы бежали, рвали построение, бросали оружие и выли от ужаса, точно звери. Даже больше: стоило слуху пойти, что он приехал, солдаты готовы были сейчас же дезертировать – лишь бы быть от него подальше.