Клятва - [14]

Я бы очень хотел поскорее получить от вас письмо. Что с Минькой, с Мих. Вас.?[2] Как дела у нас в дому? Что нового в Леонтьеве? Пишите подробнее и, чтобы письмо дошло вернее, посылайте одно письмо за другим. Дома ли Вася?

С приветом. Иван.

Адрес: Полевая почта 927, 27-й ГСП, минбатальон, 2-я рота, Рогов И. М.

* * *

Милый Вася!

С какой завистью я сейчас смотрел, как мои товарищи получали письма! Что же ты, черт бы тебя побрал, не пишешь? Адрес мой тебе известен уже, наверно. Пиши. Надо побыть здесь, чтобы понять, как дорого получить письмо. Это послание я пишу специально для того, чтобы напомнить тебе и всей семье долг ваш перед воякой, который так долго тщетно ожидает от вас писем. Письма мне нужны больше, чем вам, учти это. А мне что написать? Кое-что я бы мог тебе о войне рассказать, но для этого нужно столько бумаги, и удобного места, и времени! А всего этого у меня мало. Сейчас полулежу в низкой землянке, горит костер, от дыма беспрерывно текут слезы, хочу просушить портянки. Вчера наблюдал, как наша новая артиллерия, которую немцы зовут «адской машиной», испепелила вражеское гнездо. По нас тоже постреливают, но к этому легко привыкаешь.

Привет тяте, маме, Фисе, Вере, няне и всем родным в Павлове.

1 апреля. Сегодня 1 апреля.

3.4.42 г.

Это письмо задержалось из-за отсутствия конверта. В лесу ведь бумаги нет!

6.4.42 г.

На этом месте письмо опять прервалось и задержалось на нашем участке фронта, сейчас идут решительные дни.

* * *

Горьковская обл., Сосновский р-н. д. Леонтьево, РОГОВУ Михаилу Петровичу

3.5.42 г.

Я получил от Фиски два письма. Вот с вами не стало и Фиски. Очередь за последним — за Васей. Три ваших сына и дочь будут участвовать в этой великой войне за жизнь своего Отечества. Крепитесь, старики! Вы остаетесь одни, но знайте, что мы вернемся. Михаил прошел весь путь нашей армии и остался жив. Я прошел зимние и весенние бои и вот — жив. Я верю, что мы будем жить и вернемся с победой.

Привет всем. Жду письма от Васи.

С приветом. Ваш Иван.

С запозданием хотя, но все-таки поздравляю с Первым мая.

* * *

14.5.42 г.

Вася!

Получил твое очень хорошее письмо. Шло оно, между прочим, недолго, всего шесть дней. Получил я бумагу, которую, как видишь, немедленно использую. Мне в письмах твоих нравится твоя лирическая откровенность. Что касается дневника, интересно, что там ты обо мне написал? Ты много мне передал приветов, передаю тебе и я: от нашей Красной Армии, в частности от нашей гвардейской части; от смоленской весны, которая еще холодна; от уже прилетевших смоленских соловьев, которых я плохо слушаю; от голых еще деревьев; от пулемета, который сейчас строчит по летящему немецкому самолету; от супа, который сейчас мне принесли, и от ложки, которой у меня нет и которую я попросил на обед; от наших минометов, готовых к ураганному бою по немцам; от дождя, который начал накрапывать, и от землянки, которая меня скроет от него; от гула пуль и снарядов; от костра, милее чего вряд ли есть, кроме хлеба, сна и табаку; и от меня, сидящего на земле и пишущего на коленях сие письмо, усталого и несколько не такого, каким ты меня когда-то видел.

Я хотел написать тебе что-нибудь милое, но, кажется, не получилось. Привет маме, тяте. Кому еще? Как мала стала семья! Ты один там на просторе. Привет няне и Вере.

Иван.

* * *

29.5.42 г.

Спасибо, браток, за письмо. Вчера я его получил ночью, читать было нельзя, так как костры по ночам мы не разводим, и сегодня за завтраком я его с удовольствием прочитал. Меня беспокоит, что вы не получаете моще Писем, а между тем я шлю вам и открытки, и письма. Надеюсь все-таки, что они придут. Вместе с твоим письмом я получил открытку от Фисы из Богородска. Я ей послал открытку в Ворсму, но она, очевидно, ее не застала. Писал я также и Миньке в Иваново. От него пока ни духу, ни слуху. Сейчас я отложу карандаш и еще раз перечитаю твое письмо. Хорошее письмо! У Есенина есть строки:

Не в плохой, а в хорошей обиде

Повторяешь ты юность мою…

Так вот, как ты прервал учебу-то! Ага… Тут есть о чем поговорить. То, что ты говоришь о влиянии на тебя работы, — прекрасно. Но заруби себе на носу: вуз надо кончить! А то, что тебя учит жизнь, хорошо; то, что ты меняешь взгляды на вещи, — это верный признак роста. Романтизм юности должен быть у каждого, кто есть человек. Но и каждый, кто есть человек, должен в определенное время освобождаться от него. Не совсем освободиться, а лишь от определенного романтизма.

Ты скоро пойдешь в армию, и я бы хотел по этому поводу сказать тебе несколько слов. Ты встретишь много трудностей, и не таких, о которых ты можешь подумать сейчас.

Все, что я имею сказать, можно уместить в одно слово: не унывай, не унывай! Что бы там ни было! У тебя чуткое сердце, его легко можно ранить. Ты не обращай на него внимания и говори себе: так надо! Делай то, что требуется делать. Пусть тебя никогда не смущают неудачи, пусть тебя не изводят сомнения, сожаления и желания.

По этому поводу я не могу тебе не писать. Больше того, нам бы с тобой выпить по лафетничку, как говорил мой друзехо Костя Новиков[3], и, закусывая мамиными огурцами и няниной картошкой, спокойно посидеть за столом. Я бы тогда выложил тебе «свою библию», которую я выносил в длинные горьковские ночи. А ведь посидим когда-нибудь! Как ты думаешь? И с нами будет Минька, он будет отпускать шутки; и с нами будет Фиса, она будет отпускать жареную баранину; и с нами будут наши милые старики, которых начинаешь с настоящей нежностью любить тогда, когда уедешь от них. Мама будет заботиться об огурцах и добром леонтьевском хлебушке, а тятя — пусть не заботится ни о чем, а спокойно опрокидывает свою чашку и, вытерев усы и захмелев, начинает хвалиться своими детьми и сетовать на них за то, что они мало друг другу пишут, в чем он на этот раз ошибется. Мы тогда укажем на Михаила: это вот он не пишет. И пригласим к столу нашу няню и ее дикарку. Ах, ведь Мих. Вас. тоже будет с нами и все глотовские!