Клятва московской принцессы - [13]

– Конечно! Не опоздаем, – вскочил на ноги Никифор.

Оседлав «железных коней», они отъехали всего двести метров от дома, когда он принялся командовать:

– Что ты, Граф, тащишься как черепаха! Давай, работай! Жми на педали. Чем быстрее доедем, тем больше времени на общение.

– Да и так изо всех сил жму, – пропыхтел Егор. Велосипед ему достался с таким тугим ходом, что колеса еле вертелись.

– Действительно после болезни ослаб? – стал подначивать друг.

Егор разозлился:

– Если у тебя сил чересчур много, предлагаю великами махнуться.

– Да какая мне разница? Без проблем. Бери мой, – легко уступил Никифор. – Только если быстро ездить не умеешь, это тебе не поможет.

Ход у дяди-Фединого велосипеда оказался не в пример легче. Егор птицей рванул вперед, оставив далеко позади себя немедленно запыхавшегося друга.

– Стой, Граф, погоди! – заныл он. – Ты все равно дороги не знаешь! Не туда сворачиваешь.

Егор, сжалившись над ним, затормозил. Круглая физиономия Коржика блестела от пота.

– Идиотский велик! Перебирать его надо, тут неправильная пропорция шестерен.

– Не знаю уж, что там неправильно, но быстро на нем не поедешь, – подтвердил Егор.

– Разберемся, – заверил Коржиков. – Пусть дядя Федя потом помозгует. А пока будем ездить на нем по очереди.

Путь они продолжали медленно.

– Лучше бы поплыли сегодня опять на лодке, – то и дело неслись в спину Егора причитания друга. – Скорее бы добрались.

– А по-моему, примерно то же самое, – возразил он. – Вон уже, кажется, дом Косачевых. Но, если хочешь, в следующий раз поплывем. Я лично не возражаю. По-любому трудиться придется. Тут ногами, там руками…

– На лодке легче, – отдувался Никифор. – У меня уже скоро на ногах бицепсы вырастут. Хотя это действительно дом Косачевых. Считай, почти приехали.

От радости он даже прибавил скорость, и они на всех парах пронеслись мимо заброшенного хутора.

Вскоре оба затормозили перед Мариной калиткой.

– Заходи, – с хозяйским видом распахнул ее Никифор.

Мальчики закатили велосипеды на пустой двор. Никаких признаков жизни. Ни кошки, ни собаки, ни птиц почему-то не слышно. Даже воздух словно застывший. Егор поглубже вдохнул. Видимо, он таки переоценил свои силы, руки и ноги подрагивали от слабости.

А Коржику хоть бы хны. Бросив велосипед на землю, он прыжком одолел ступени крыльца и, дергая на себя дверь, исторг радостный вопль:

– Мара! Мы приехали!

«Вот сейчас ее бабка выйдет и вломит ему, – напрягся Егор. – Какой хозяйке по кайфу, когда в ее доме чужие командуют».

Но из дома послышался голос Мары:

– Заходите, мальчишки! Молодцы, что приехали!

Влюбленный Коржик рванул вперед. Егор следом за ним шагнул в комнату. Мара сидела одна, и то, чем она занималась, изрядно мальчиков удивило. Сидя возле древней деревянной прялки, девушка скручивала шерсть в тонкую нить.

– Офигеть! – восхитился Коржик. – Ты и это умеешь?

– Осваиваю древние ремесла, – усмехнулась она. – Между прочим, очень модно. Прошлым летом я увлекалась гончарным делом. Такие горшки классные у меня выходили…

– Прямо здесь? – поинтересовался Егор.

– Нет, в другом месте, – ответила девушка, однако где, уточнять не стала, а продолжила: – Теперь вот обучилась прясть. Жутко увлекательно. Похоже на медитацию. Наберется достаточно шерсти, носки себе свяжу на зиму.

– Значит, вязать тоже умеешь! – пришел в еще больший восторг Коржик.

– Давно, – покивала она. – Еще четыре года назад научилась.

– Это бабушка тебя учит? – задал новый вопрос Егор.

– Конечно, – широко распахнула глаза девушка.

– А она здесь? – медленно подбирался к цели Егор.

Мара нахмурилась:

– Уехала сегодня к родственникам.

«Занятно, – отметил он про себя, – не успела приехать, и снова уехала. Или она с тех пор вообще не появлялась?» Ему почему-то стало тревожно.

Мара тем временем, смотав пряжу, задвинула древнюю, потемневшую от времени прялку в угол.

– Какие у нас сегодня планы?

Никифор замялся. Видимо, он полагал, что планы предложит им Мара.

– Ну-у. Пошли погуляем.

Девушка с сомнением поглядела в окно, пожевала нижнюю губу и без особого воодушевления отозвалась:

– В общем, наверное, можно.

Никифор, по-своему расценив ее колебания, выпалил:

– Да ты не волнуйся, дождя сегодня не намечается. Это дядя сказал, а он у меня лучше барометра, погоду как-то там по животным и растениям определяет.

– Меня скорее не дождик, а солнце волнует. Не люблю его. Легко обгораю, и глаза начинают болеть.

Это объясняло, почему Мара была такой белокожей. И еще Егор обратил внимание: губы у нее по-прежнему очень бледные, хотя в комнате тепло.

– Ладно, мальчики, вы посидите, а я сейчас быстро переоденусь.

Мара скрылась во второй комнате, а когда несколько минут спустя вышла, то была уже не в легоньком сарафанчике, а в джинсах, майке и рубашке с длинными рукавами. Лицо наполовину скрывали объемные темные очки, а на голову она надела широкополую панаму. Губы у нее теперь алели, но, приглядевшись, Егор понял, что это помада.

– Мара, а не зажаришься? – проявил заботу Никифор. – На улице-то теплынь.

– В самый раз, – отрезала она.

– Мара любит холод, – напомнил другу Егор. – Вот когда зуб на зуб не попадает, можно и в маечке походить.