Клякса - [4]

Ира убежала подальше к школе и, поняв, что брат больше не гонится за ней, спряталась в кустах за школьной теплицей. В каникулы здесь некому было ходить, и никто бы ее не услышал. Ире хотелось плакать, но ей так часто приходилось сдерживать слезы, что она разучилась. Она чувствовала, что слезы могли бы потушить пылающую в груди ненависть, но глаза оставались сухими. Она презирала его, своего родного брата, даже больше, чем отца. Казалось, после развода и переезда в этот маленький городишко, затерянный где-то в Сибири, куда отцу из Нижнего хлопотно добираться, они заживут мирно и спокойно. Тесная однокомнатная квартира, которую мать могла себе позволить, казалась райским уголком. Но, постепенно, брат превратился в еще большего монстра, чем был его отец. Он перенял все его повадки, все методы травли и даже слова. Теперь и мать не могла с ним справиться. Раньше Ира частенько ябедничала ей на брата, но, когда однажды тот замахнулся и на мать, отстаивая свое право помыкать младшей сестрой, она резко прекратила жаловаться. Она понимала, стоит ему однажды переступить черту с матерью, и брат будет бить их обеих, как бил отец. «Еще один только год, один год», — уговаривала себя Ира, — «и его заберут в армию».

4

Наташа открыла квартиру и вошла.

— Бабуль, я дома, — громко сказала она.

— Как хорошо, Натусечка, — послышался старческий голос из соседней комнаты. — Проходи, как раз поможешь.

Наташа скинула сандалии и прошла в комнату, где бабушка обычно принимала посетителей. Вот и сейчас в потертом кресле сидела женщина со скорбным лицом. Ее вытянутая нога с толстыми растопыренными пальцами и раздувшейся воспаленной щиколоткой лежала на низкой скамеечке. Бабушка сидела на полу, поджав под себя ноги. В руках она держала литровую банку с водой, в которой то и дело смачивала морщинистые пальцы и брызгала на ногу сидящей напротив женщины.

— Внученька, будь дóбра, — обратилась она к Наташе, — там у меня в комоде… Ну знаешь где. Тряпочки красные, заговоренные. Вставать тяжело. Принеси, моя хорошая.

Наташа молча подошла к комоду, выдвинула второй ящик и взяла красную выглаженную тряпицу из стопки. Она вернулась к бабушке и села рядом.

— Помолимся, деточка, вместе, — сказала бабка, принимая тряпицу.

Наташа сложила руки, закрыла глаза и монотонно зашептала молитву. Бабка взяла клочок бумаги в клеточку, весь исписанный кривым почерком, уложила его на больную щиколотку женщины и начала оборачивать красной тряпицей, распевно приговаривая что-то себе под нос. Когда с бинтованием было покончено, старуха взяла банку, кряхтя, встала и принялась обильно обрызгивать женщину водой.

Раздалась механическая трель. Наташа открыла глаза и перестала шептать.

— Поди, милая, открой. Кого, прости господи, принесло в такой момент? Всех прогоняй.

Наташа пошла открывать дверь. Там оказалась соседская бабка с пятого этажа.

— Мариванна, бабуля сейчас занята. Попозже приходите.

Соседке объяснять не пришлось. Та только благоговейно перекрестилась и побрела на лестницу, постукивая костылем.

— Ну кто там? — спросил голос из комнаты.

— Мариванна приходила, — крикнула Наташа, а сама пошла на кухню. Открыла холодильник и принялась изучать банки с варениями и солениями, размышляя, чем бы перекусить. Бабка в коридоре провожала пациентку, давая той добрые напутствия на дорожку. Хлопнула входная дверь, и она появилась на кухне с пачкой мелких купюр в руках. Послюнявив пальцы, она два раза пересчитала деньги. Убедившись, что все верно, бабка закатала деньги в пояс передника.

— Ну что милая, чаю попьем? Я блинков напекла.

— Блины — это хорошо, — Наташа заметила блюдо на подоконнике и закрыла холодильник. Она взяла чайник и подошла к раковине.

— Вот ведь неладная, — проворчала бабка и села у стола.

— Кто, бабуль?

— Да эта Мариванна. Глаз у нее плохой. Все шастает. Дома ей не сидится, прости господи. Пойду к ней сейчас за семенами.

— Сходи, — отозвалась Наташа. Она включила чайник и села за стол рядом с бабкой.

— Ну вот, Наташенька, — сказала та и заправила выбившиеся из платка седые волосы, — теперь памятник новый справим. Я уже заказала и людей наняла. Была давеча в горисполкоме…

— В мэрии, бабуль, — поправила Наташа.

— Да какая мэрия, прости господи, — отмахнулась старуха. — Исполком он и есть исполком. Слов понавыдумывали теперь. Так вот, Наташенька, помощь тебе будет, как сиротке. Заживем, внученька. Все под богом ходим. Завтра на кладбище пойду, прополоть там надо. А то как же памятники ставить?

— Бабуль, в прошлом месяце пололи, — Наташа взяла с широкого подоконника тарелку с блинами и поставила на середину стола. Потом открыла холодильник, достала банку с вареньем и наполнила фигурную стеклянную вазочку.

— Как же, а дожди? Ты посмотри, сколько дождей нынче. Все травой заросло. Вон на поле на вашем полыни по пояс.

— Ну да, — Наташа убрала банку в холодильник.

— Ты если не хочешь, не ходи. Я сама управлюсь, посижу там, помолюсь, поговорю с ними, — глаза у бабки вмиг наполнились слезами. Она принялась утираться кончиком платка. — Мне и не тяжело. Да и полоть там немного.

— Да нет, бабуль. Пойдем вместе.