Клудж. Книги. Люди. Путешествия - [25]

– В принципе, – бубнит искусствовед, – все довольно правильно, если про семнадцатый век, но с ошибкой, если про пятнадцатый-шестнадцатый, – потому что бревна на венцах должны быть конусообразные, а тут – цилиндры; пилы были очень дорогими, поэтому их обтесывали топорами.

А понятно ведь, почему Иванов – не просто беллетрист по части деревянного зодчества, а «писатель номер один». Потому что, когда ты живешь в мире, где границы – более-менее условность и у тебя, в принципе, есть возможность выбирать родину, где нет заданности, то, выбирая «здесь» и выбирая судьбу, которую придется разделить с этим «здесь», ты должен чем-то руководствоваться, кроме простого рождения. И вот тут становятся важны те, кто может высказать аргументы «за» и «против» какого-либо конкретного места. Ну и вот Иванов – оправдание выбора в пользу «этой страны». Его выбор заразителен.

Это аномальное, оксюморонное место – старинный новодел – выглядит не просто живописно, как сказано в путеводителе, но почти фантастически, особенно на закате. То ли это стоянка той самой мифической чуди, которая ушла в подземные убежища и оставила от себя только княгиню в лобби гостиницы «Урал». То ли это срубленные загодя декорации к фильму «Сердце пармы» – а впрочем, почему бы и не к «Географу» или «Золоту бунта»? Среди этих руин очень легко представить Служкина с Чебыкиным и Градусовым, Отличника с Серафимой, Осташу с тенью отца, князя Михаила со своей ламией Тиче – всех, короче говоря, ивановских двойников. Анахронизм? Ну так Иванов и сам в некотором смысле анахронизм – правда, он-то скорее из будущего, того будущего, где русский человек знает свою историю, а Оксфорд – реальный побратим Перми.

Отурившись, я возвращаюсь с берега Чусовой к руинам. Иванов куда-то запропал. Уже сумерки, на снегу лежат длинные тени. Присмотревшись, я обнаруживаю, что на бревне, торчащем из недоразвалившейся церкви, притулилась согбенная фигура – шапочка нахлобучена на лоб, локоть уперт в колено, ладонь на подбородке, в другой руке сигарета. Существо раскрашено отблесками заката в золотистые тона и в этом деревянном городке тоже кажется деревянным. Снизу, из-под камня, раздается автомобильный гудок – это Джузи. Тлеющий огонек сигареты у существа ярко вспыхивает.

Смерть ей к лицу

Стокгольм

За беспрецедентным успехом историй о Микаэле Блумквисте и хакерше Лисбет Саландер последовал бум шведского детектива вообще, и теперь практически любой криминальный роман, фамилия автора которого звучит достаточно «скандинавски», автоматически находит покупателя на внешнем рынке и переводится как минимум на сорок языков. Бум литературный спровоцировал бум экономический – прирост туристического потока в Стокгольм составил 40 процентов, Стиг Ларссон превратился в бренд уровня IKEA и VOLVO, Швеция на глазах становится гигантским музеем вымышленных преступлений. «Ларссонленд», «детективный туризм» – вот как называется этот феномен.

Огромный портрет Ларссона встречает туристов уже в стокгольмском аэропорту, сразу за паспортным контролем, рядом с АВВА, – неожиданная честь для человека, описавшего Швецию как страну, где процветают коррупция и насилие.

Городской музей Стокгольма вовремя отсканировал ситуацию – и организовал пешеходные экскурсии по ларссоновским местам; судя по количеству желающих погулять два часа на 14-градусном морозе, у музейного бизнеса есть будущее.

Моментально выясняется, что двое из купивших билеты понятия не имеют о Ларссоне, но им объяснили, что эта «инсайдерская» прогулка – очень хороший способ увидеть тот Стокгольм, в который они никогда не попадут по обычному путеводителю, способ увидеть город изнутри; что ж, они не прогадали.

Дом, куда Ларссон поселил своего героя, журналиста Микаэля Блумквиста, стоит в закоулке, больше напоминающем горное ущелье; перепад высот между его началом и его концом без преувеличения можно назвать драматическим: когда по обледеневшей горке начинает взбираться BMW X6 (остров Седермальм – район, где предпочитает жить богема, однако времена меняются и BMW здесь попадаются почаще «фиатов»), прохожие и экскурсанты невольно замирают – удастся ли ему одолеть подъем или он соскользнет и превратит группу в кровавое, в духе нынешних шведских детективов, месиво; о том, чтобы проехать здесь зимой без полного привода, нечего и мечтать.

Не сразу замечаешь, что с домом на Bellmansgatan, 1, что-то не так: в нем нет подъезда, входа. Как же туда попадают жильцы? На уровне верхнего этажа прорублена дверь, прямо посреди стены, – и? К счастью, чтобы поселиться здесь, вам не обязательно обладать способностями Человека-паука: к двери ведет мост от платформы, примыкающей к другому дому, – с другой стороны улицы. Платформа находится примерно на уровне четвертого этажа, и с нее удобно заглядывать в незанавешенные комнаты жильцов. Покупая здесь квартиры, они явно не рассчитывали на то, что их дом станет объектом паломничества. Из окна четвертого этажа за группой притоптывающих на морозе перуанцев, поляков, русских, шотландцев и индонезийцев пристально наблюдает пожилой джентльмен с большим попугаем на плече; поймав взгляд женщины-гида, он машет ей рукой; странным образом, сообщает она, этого мужчину тоже зовут Блумквист, – многозначительное совпадение.