Клуб лжецов. Только обман поможет понять правду - [85]

– Завтра эта штука будет еще вкуснее, – заметил отец. Он приготовил на чугунной сковородке кукурузный хлеб с немного подгоревшей на дне корочкой, как я люблю. Отдельно в тарелке отец поставил на стол зеленый лук.

– Дорогая, ты же знаешь, как этот лук едят? – спросил он меня. Не дожидаясь моего ответа, он вылил на лук немного рассола из банки с желтыми перцами, приготовленными по рецепту «Табаско» с укусом. Он смотрел на Лишу и говорил, что любит ее всем сердцем, накладывая еду в мою тарелку.

Нам даже не пришлось умолять его лечь спать вместе со мной. Я просто пару раз подпрыгнула на месте, и он тут же согласился. Сначала он включил газовый обогреватель в спальне и положил на него мои носки, чтобы утром они были теплые и сухие.

Отец лежал посередине, а мы с Лишей по бокам. Он не накрывался простыней, потому что не любил одеял. Как только мы с Лишей обняли его, он начал плакать.

В Техасе не считается зазорным, когда взрослый мужчина плачет. Мой отец плакал во время парадов и свадеб. Он мог расплакаться, когда поднимали американский флаг перед началом детской бейсбольной игры. В ту ночь я не могла слышать, как он плачет, и заткнула уши. За окном на фоне кислотно-зеленого неба чадили факелы нефтеперерабатывающих заводов. Я устала зажимать пальцами уши, отпустила их и услышала громкие стоны отца. Я взяла своей маленькой рукой его большую ладонь и сжала так сильно, что мне показалось, что кости треснут. Я разжала пальцы только тогда, когда он протянул руку, чтобы достать из-под подушки красную бандану и вытереть ей слезы.

Прошло много времени, и мне казалось, что он уже заснул, как вдруг неожиданно он сказал, что хочет помолиться за то, чтобы домой вернулась наша мать.

Это меня очень удивило – я никогда не слышала, как отец молится. Он появлялся в церкви только на похоронах.

– Господи, – сказал отец, – пожалуйста, сделай так, чтобы мать этих детей вернулась. Мы гладили его с обеих сторон, и Лиша громко произнесла «Аминь».

Я еще долго лежала без сна под плечом отца. Мне казалось, что мы три доски в днище несущейся по волнам лодки.

Мать приехала без предупреждения. Она появилась во взятом напрокат желтом спортивном автомобиле «Карманн Гиа»[65], за рулем которого сидел Гектор. Мама вылезла из автомобиля, и каблуки ее сапог из крокодиловой кожи оставляли в земле глубокие следы. На протяжении нескольких недель я говорила себе, что встречу ее с холодным безразличием. Но как только увидела, как колышется нижний край ее бобровой шубы, моя решимость улетучилась. Хлопнув дверью, я бросилась ей навстречу и добежала бы до нее быстрее Лиши, если бы сестра не столкнула меня в цветочную клумбу.

Мать сказала отцу, что приехала забрать кое-какую одежду. Если отец и знал о ее приезде, он все равно нас заранее не предупредил. Мама наклонилась, чтобы нас обнять, обдавая запахом духов «Шалимар».

– Я очень по тебе скучаю, – сказала мне она.

Через плечо она оглянулась на отца, а он не отвел взгляда. Стоял, как скала, но к ней близко не подходил. Потом мать с Гектором начали вытаскивать из дома одежду, роняя по пути вешалки.

Если бы около нашего дома появился Папа римский со всей своей свитой кардиналов и служек с золотыми кадилами, это привлекло бы меньше внимания соседей, чем визит матери. Как только желтая машина остановилась напротив нашего дома, соседи начали подтягиваться к нему со всех сторон. Люди предусмотрительно одевались в ветровки и зимние куртки, чтобы не замерзнуть и не промокнуть в случае, если пойдет дождь. Они вытаскивали из гаражей пластиковые садовые стулья и ставили их так, чтобы им было лучше видно, что происходит у нас на участке. Начал моросить мелкий дождик, но никто из соседей не покинул своего места. Миссис Диллард достала из кармана и надела на голову пластиковый капюшон, чтобы не намочить прическу. Миссис Шарп раскрыла над головой огромный черный зонт, с которым ходила на футбольные игры.

Мужчины, которые в тот день не работали, собрались около гаража Картеров. Они курили, и огоньки их сигарет становились более заметными, когда они затягивались. Дети собрались у границы нашего участка, а Кэрол Шарп выперлась на улицу прямо перед нашим домом, за что я ей показала средний палец.

Я ходила взад и вперед вдоль канавы перед домом до тех пор, пока не осознала, что точно так же обходят свою территорию собаки, которые сторожат скот. Мама с Гектором вытаскивали из дома платья, сделанные из шелка самых разных цветов – бежевые, зеленые и цвета взбитых сливок. Я представляла себе, что говорили между собой соседки.

– Нет, ну это точно Пит не мог себе позволить на свою зарплату…

В те минуты я ненавидела их лютой злобой, ненавидела их толстые зады на пластиковых стульях, их церковные обеды с запеканкой из тунца и замками из желе «Джелло», в котором застыли одинакового размера кубики груш и персиков. Я ненавидела их одежду, их обувь и шали, в которые они закутались.

Впервые в жизни я почувствовала силу неизвестности, которую наша семья представляла для всех наших соседей. Все взрослые нас боялись. Они боялись не только моих родителей, но и меня. Они догадывались, что я видела те темные стороны жизни, которые им увидеть не суждено. Всю жизнь я мечтала о том, чтобы у меня с ними были хорошие отношения и чтобы я могла пользоваться частью тех благ, которые они имели. Соседи перешептывались за нашей спиной и затихали, как только мы бросали на них взгляд. Все замолкали, когда отец входил в отделение своего профсоюза. От стыда у меня горело лицо. В тот вечер я впервые в жизни поняла, что