Клуб лжецов. Только обман поможет понять правду - [54]

Звездочка, звездочка, я желание загадала.

Пусть сбудется все, о чем я мечтала!

Я в это верю, я это знаю[37].

Я не знаю, какое желание загадывать. Лиша прижала палец к губам и внимательно смотрит на фигуру в дверном проеме. Я понимаю, что сейчас не стоит кричать, и не раскрываю рта.

Тут происходит чудо. Я становлюсь совершенно спокойной. Лицо Лиши кажется маленьким, словно я смотрю на него с другого конца телескопа.

Силуэт матери начинает меркнуть и исчезать. Ее фигура в черной водолазке, черных колготках и с ножом в руке превращается в мой собственный рисунок, нарисованный фломастером на открытке, которую я сделала маме в прошлое воскресенье, когда все отмечали День матери. Под тем рисунком я написала большими печатными буквами: «Ты очень хорошая мама. Я тебя люблю. С тобой мне хорошо. С любовью, Мэри Марлен». В прошлое воскресенье, когда мать открыла и прочитала текст моей открытки, она долго плакала, крепко обняв меня так, что ее слезы попали мне в ухо. Мать перестала плакать только после того, как Лиша принесла ей коктейль из водки и мартини. «Вот, выпей». Потом сестра сделала еще несколько коктейлей. После этого мать поставила пластинку с «Балладой о Мэкки-Ноже» и повторяла: «Ах, вы мои бедные детки. Вы же ни в чем не виноваты». Когда я наконец добралась до кухни, чтобы вылить содержимое бутылки в раковину, водки в ней осталось на донышке.

Это было всего неделю назад. На своем рисунке я на шее матери нарисовала ожерелье из жемчугов размером с мячики для пинг-понга. В моем воображении фигура живой мамы превращается в мой собственный рисунок. У нее вместо головы шар и завитушки вместо волос. Но на этом сходство заканчивается. Настоящая мать в руках держит блестящий нож, чего нет на рисунке. Сестра дышит мне в щеку, и я стараюсь вдыхать и выдыхать одновременно с ней. Ощущение того, что мы с ней превратились в нарисованные фигурки, длится, кажется, вечность. Потом мать, как львица, рычит «Нет!», и ее рот принимает форму буквы О. Черные буквы «Нет!» вылетают у нее изо рта и повисают в воздухе, а потом уносятся через окно в ночь и бушующее на лужайке пламя.

Господь ответил на мои молитвы и научил меня превращать всех нас в героев комиксов. Фигура женщины в середине залитой черным цветом страницы и с глазами-бусинками уже не моя мать, а монстр из мультфильма. Я сжимаю страх внутри живота до тех пор, пока не перестаю его замечать. Я становлюсь сильнее и забываю саму себя. Я замечаю, что Лиша подняла голову и с интересом смотрит на меня, наверняка думая о том, чему я улыбаюсь.

Фигура матери кладет нож на пол и начинает набирать телефонный номер. Я считаю семь оборотов наборного колеса, которое раскручивается после того, как мать отпускает палец. Мать плачет. Из ее нарисованных точечек-глаз льются фонтаны синих слез. Мне кажется, что матери отвечает доктор Бордо.

– Форест, – произносит мать, – это Чарли Мэри. Приезжай. Я только что убила их обеих. Я их зарезала.

VIII. Психушка

Отец не говорил о том, что произошло той ночью. Он рассказывал нам, как мама себя чувствует, ограничиваясь утверждениями о том, что ее скоро выпишут. Когда маму увезли из-за того, что она стала нервной, я стала ужасно по ней скучать. Я не могла заставить себя перестать о ней думать.

Мы с Лишей никак не обсуждали эту тему, чтобы папа лишний раз не волновался. Мы ему ничего не рассказывали, а он нас ни о чем не спрашивал. И в этом была наша большая ошибка.

В школе я начала вести себя прилично. Я перестала ругаться и драться, за что меня больше не отправляли в кабинет директора Доулмана. Второй класс я закончила с оценкой «четыре с плюсом» по поведению, чего раньше еще не случалось. Совершенно очевидно, что я решила вести себя хорошо для того, чтобы маму поскорее отпустили домой.

Дома я с большим недовольством занималась уборкой только в своей половине комнаты и с ворчанием помогала Лише по-военному аккуратно заправлять кровать. На этом моя помощь заканчивалась, несмотря на то что Лиша каждую субботу с остервенением драила все вплоть до унитазов. Сестра объявила войну грязным пепельницам, и каждый раз, когда отец поднимал руку, чтобы стряхнуть пепел со своего «Кэмела», она выхватывала у него пепельницу и протирала до того, как он успевал опустить руку.

Мы с сестрой не знали, как чувствует себя мать, поэтому строили в голове самые ужасные сценарии. Однажды мы увидели по ТВ кино под названием «Змеиная яма»[38]. Героиня картины Оливия де Хавилланд – слегка нервная особа. Уже в начале картины ее рот слегка подергивался, предвещая то, что чуть позже ее ждет нервный срыв. В общем, это был фильм о психиатрической клинике, в котором показывали, как одного маньяка засунули в ванну со льдом, а про электротерапию говорилось: «Потом прикладывают электроды к вискам и через ваш мозг проходят тысячи вольт». К концу фильма бедную де Хавилланд заперли в изоляторе в смирительной рубашке, в которой ей приходилось обнимать саму себя, что со стороны выглядело очень сексуально. При этом у нее были галлюцинации о том, что по ней ползают змеи. Вот такое описание лечения невроза в психиатрической клинике мы с Лишей получили. Другой информации о том, что происходит в психбольницах, у нас не было.