Вскоре в поле моего зрения попали две невоенные фигуры в военной форме. Руки в карманах, кепи под неуставным углом — стыд и позор! Они подошли к «Толстому фермеру» и с тоской уставились в окно. Я приблизился к ним.
— Ребята, огоньку не найдется?
Оба подпрыгнули как ужаленные и разом повернулись ко мне.
— Ты по-нашему говоришь?! — воскликнул один из них.
— Да. Я горжусь своими лингвистическими способностями. Если помните, я спрашивал насчет огоньку.
— Я не курю.
— И правильно делаете, табак — яд. Но, может быть, у кого-нибудь из вас найдется зажигалка?
Солдаты отрицательно покачали головами, мрачно глядя на меня. Я поднял палец с таким видом, будто меня осенила спасительная идея.
— Вот что мы сделаем: зайдем в это милое заведение, и я попрошу у кого-нибудь прикурить. А потом мы с вами потолкуем за кружкой пива, и я попрактикуюсь в вашем языке. Не возражаете?
— Не выйдет. Как только мы закажем пива, харчевня закроется и все разойдутся.
— Это потому, что у вас нет вирров, местных денег, нашего всеобщего эквивалента. Зато у меня вирров куры не клюют. Идем, я угощаю.
Солдаты живо исчезли за дверью. Когда я вошел, они уже приплясывали от нетерпения возле стойки.
— Три кружки пива, — заказал я, бросая пластмассовый виррдиск Стирнера в прорезь на поверхности стойки. — Большие.
Пока робот-бармен, блестящий хромом и медью, с крышечками от бутылок вместо глаз, нес пиво, я получил обратно диск, служивший кредитной карточкой.
— Выпьем за армию, ребята! — торжественно сказал я, поднимая кружку. — Надеюсь, вы довольны карьерой, которую выбрали.
— Выбрали? Как бы не так — нас мобилизовали! Насильно затащили в армию. Мы прятались, ловчили, да все без толку, — заныли они, осушив кружки. — Что в ней хорошего, в армии? Муштровка, издевательство, вонючие начальники… Такую профессию разве выбирают добровольно?
— Разумеется, нет! Но кормят-то вас, надеюсь, сносно?
Я с наслаждением выслушал вопли и проклятия по адресу самоприготовляющейся колбасы и заказал пива Когда солдаты утопили носы в пене, я предложил:
— Я знаю, у вас только что был обед, но очень уж уютно смотрятся три свободных стула за столиком, где сидят пожилой джентельмен и милая птичка. Надеюсь, друзья, вы позволите угостить вас добрым бифштексом?
Ответом был частый топот сапог. Перед нами поставили тарелки, и мы их мигом подчистили, стараясь не чавкать, — с нами как-никак юная дама
Высосав по кружке пива, солдатики стали откровенно пялиться на Шарлу.
Пора было переходить ко второму этапу.
— Но если в армии не очень хорошо кормят, — сказал я, — то это, должно быть, компенсируется заботливым отношением сержантов к нижним чинам?
Сочувственно кивая и внутренне ухмыляясь, я выслушал поток жалоб на командиров, уборные, кухню и прочие прелести, столь любезные сердцу служивого человека. Затем я мигнул Стирнеру и откинулся на спинку стула.
— Простите, молодые люди с далекой планеты, что я вмешиваюсь, но мы с моей дочерью Шарлой поневоле слышали ваши слова Неужели возможно, чтобы человека против его желания заставляли служить в армии?
— Еще как возможно, папаша. Привет, Шарла. Ты когда-нибудь ходишь гулять с кем-нибудь еще, кроме отца?
— Да а очень часто. Я просто обожаю красивых молодых людей. Таких как вы.
Мы утонули в прозрачных озерах ее глаз и, побултыхавшись немного, вынырнули, чуть живые от любви. Стирнер что-то говорил солдатам, но они не слышали. Мне пришлось поставить большие кружки пива, чтобы заслонить Шарлу от вытаращенных глаз моих приятелей.
— Я искренне сочувствую вам, молодые люди. На нашей планете такое просто невообразимо. Подобное насилие противоречит нашим законам, которые утверждают, что никаких законов быть не должно. Но почему вы позволяете, чтобы с вами так обращались?
— Нету выбора, папаша. Нас держат за колючей проволокой, с нас глаз не спускают днем и ночью, кто бежит, в того стреляют, а кого ловят, ставят к стенке. Да и бежать некуда, и спрятаться негде.
Он тяжко вздохнул. По щеке его друга сбежала слеза.
— Н-да, — произнес Стирнер. — У нас такое невозможно. Тут нет колючей проволоки, и никто не стал бы за вами следить, и уж тем более расстреливать. В нашей огромной стране любой готов помочь человеку, попавшему в беду.
Солдаты подались вперед, напрягая затуманенные пивом мозги. «К-ка-гал…» — пробормотал один из них. Шарла ангельски улыбнулась.
— Я не понимаю этого слова, молодой человек, но чувствую, что оно выражает недоверие. Можете не сомневаться, мой отец говорит правду. Вот, смотрите. Это железнодорожные билеты до городка, где мы живем, — маленького идиллического городка фермеров. Ехать туда на скором поезде один день. Видите, машина ошиблась и вместо двух билетов выдала четыре? Надо бы вернуть, но, если хотите, можете взять их как сувениры.
Два билета молниеносно исчезли.
— На перрон можно подняться по боковой лестнице, ее не охраняют, — невинно добавила Шарла.
— Надо спешить, а то не успеем к отходу поезда, — Стирнер встал и поднял с пола сверток. — У меня есть два сына, молодцы примерно вашего роста и сложения. Я везу им новую одежду. — Сделав шаг к выходу, он обернулся. — Если нужно, я могу одолжить вам эту одежду.
