Да, кабак — он в любом уголке Вселенной кабак. У всех у них одна форма, одна функция. Функция: располагать людей к опустошению сосудов со спиртным. Форма: стулья (чтобы на них сидели люди), столы (чтобы на них стояли сосуды). Я придвинул стул к свободному столику и уселся.
Посетителям было наплевать на меня, как и мне — на посетителей. Не обращая внимания на возгласы хамоватых юнцов, ловко уворачиваясь от щипков и шлепков, ко мне подошла пухленькая официантка в короткой юбочке.
— Чего изволите? — спросила она, презрительно глядя на юнцов, которые со смехом подняли в ее честь кружки с пивом.
— Пива.
Оно оказалось холодным и резким — как раз то, что нужно. Я рассыпал на столе несколько монет, официантка взяла две или три и отошла к стойке. Я окунул нос в пену, но тут в бар вошел человек и быстро направился к юнцам.
— Поркакодж! — хрипло воскликнул он. Услышав это, двое парней вскочили и выбежали из бара.
Я поставил кружку, сгреб со стола деньги и вышел на улицу. Я встревожился, и неспроста: поркакодж — это «грязные свиньи» в переводе с эсперанто. Никаких свиней поблизости не было, и я знал, что скотина здесь совершенно ни при чем. Просто во всей Вселенной так зовут полицейских. Мальчишки испугались, значит, и мне надо поостеречься. Внезапно взревела сирена, улицу осветил мигающий свет. Парни шарахнулись обратно в бар. Я поспешил за ними. Они пробежали по коридору.
Когда я добрался до двери, она уже захлопнулась. Я взялся за ручку, но тут снаружи заревела сирена, и в щель между дверью и косяком хлынул свет мигалки.
— Что я вижу?! — насмешливо протянул сиплый голос. — Мальчики пытаются убежать через черный ход! А ну-ка, сынки, предъявите документы офицеру патруля!
— Но ведь мы ничего плохого не сделали!
— Хорошего тоже. Документы, кому говорю!
Я ждал, не дыша, и изо всех сил надеялся, что «грязная свинья», которая наверняка стоит у парадной, не войдет в бар. Хриплый патрульный тем временем потешался:
— Да они же просроченные! Так-так, ребятки. Выходит, уклоняетесь от призыва?
— Что вы! Это писарь ошибся, — прохныкал один из юнцов.
— Что-то часто они стали ошибаться. А ну, пошли!
Шаги стихли за дверью, машина, ревя сиреной, умчалась.
Я вышел из бара и чуть ли не бегом двинулся по сумрачной аллее. Потом остановился. Куда я свешу? Бар, в котором только что побывала полиция — самое безопасное место в городе. Остановившись в темном подъезде соседнего здания, я понаблюдал за парадной бара. Никто не выходил. Я сосчитал до трехсот, потом, на всякий случай, от трехсот до нуля. Дверь оставалась закрытой. Готовый в любую секунду обратиться в бегство, я подошел к бару и заглянул в окно. Полиции нет, зато есть светлая мысль.
Четверо парней, когда я вошел, посмотрели в мою сторону. Мрачно покачав головой, я проворчал:
— Все. Сцапали их поркакодж.
— Говорил я Билу — заведи себе новую ксиву, — сказал блондин, предупредивший о визите полицейских. Он хрустнул пальцами и взял кружку с пивом. — Что-что, а ксива должна быть в порядке.
— А моя просрочена, — хмуро сообщил я и помахал официантке.
— Видать, ты из Пенсильдельфии, — заметил конопатый юнец в зелено-золотых штанах.
— С чего ты взял? — буркнул я.
Конопатый фыркнул.
— А акцент? Где еще так говорят?
Я тоже фыркнул. Чем дальше в лес — тем больше дров. Выходит, я автоматически подпадаю под закон о мобилизации. Очень мило. Я снова спрятал нос в кружке.
— Ты лучше не рискуй, заведи новую ксиву, — участливо посоветовал блондин.
— Легко сказать. Знаешь, как строго с этим в Пенсильдельфии?
— У нас с этим тоже непросто. Везде нужны связи.
Я встал.
— Ладно, мне пора. Счастливо, ребята
Прежде чем выйти, я выглянул в коридор, убедился, что поблизости нет патрульных. Потом остановился у крыльца. Почти тотчас же появился блондин.
— Разумно. Чем меньше народу будет знать о твоих проблемах, тем лучше. Меня зовут Жак.
— А меня — Джим.
— Ничего, имя как имя. Сколько ты намерен заплатить?
— Немного. Больно уж год неудачный выдался.
— За три куска сахара могу свести тебя с кем нужно. Он запросит двадцать.
— Ксива тянет не больше десяти. Тебе — полтора.
— Хо, а вы, пенсильдельфские, не такие олухи, как говорят. Ладно, давай сахар и пошли.
Я заплатил Жаку его долю. Как только он повернулся, кончик кинжала слегка поколол ему кожу под ухом. Он застыл, как вкопанный. Подержав у него перед глазами лезвие с капелькой крови, я сказал:
— Просто предупреждение. Со мной, браток, шуточки не проходят. Наколешь — под землей разыщу и пришью. Понял?
— Понял… — пролепетал он.
Я спрятал кинжал и треснул блондина по спине.
— Жак, ты мне нравишься. Схватываешь на лету.
По пути нам попалось несколько баров, и Жак в каждый из них заглянул. В пятом заплатил за вход и махнул мне, чтобы я следовал за ним. Там было темно и накурено, со всех сторон звучала лязгающая музыка. Жак провел меня в альков, где музыка звучала тише, во всяком случае, была менее крикливой, чем расцветка полосатого костюма на сидящем там толстяке. Откинувшись на спинку грубого деревянного кресла, он потягивал из бокала ядовитую на вид жидкость.
— Привет, Капитан, — сказал мой поводырь.
— Выкладывай, Жак, в чем дело, и проваливай.
