Клуб любителей фантастики, 2006 - [74]

Радость охватила путешественников. Арслан с гортанным воплем, размахивая тротиловой шашкой, бросился к порталу, Тенгиз стрелял в воздух. А между тем на горизонте появилась странная овальная тучка, сверкающая, как новогодняя гирлянда. Она быстро росла, приближаясь. От нехорошего предчувствия у ребят похолодело в груди. Хуан, едва взглянув на тучу, вдруг побледнел и с жутким воплем: «Окачундра! Окачундра!» — бросился в заросли кустарника. Тенгиз и Арслан, как зачарованные, смотрели на восток, откуда появилась окачундра, держа автоматы наизготовку.

Серый сгреб Алябьева за грудки и заорал в ухо, перекрикивая нарастающий гул:

— Включай свою хреновину, Склифосовский!

Тот покорно вытащил из сумки «Изделие 22–09» и открыл футляр. Внутри лежал пожелтевший листок отрывного календаря за 22 сентября 1972 года и небольшая фомка, сделанная из куска ржавой арматуры. Геннадий Михайлович сказал, вручая ее онемевшему парню:

— 22 сентября надо было подцепить ею входную плиту и войти в хранилище. Это единственный день в году, когда окачундры не бывает. Теперь время ушло, и нам осталось только достойно встретить смерть.

Он снял очки, сел на землю и обхватил колени руками, глядя прямо перед собой. Тут Серый очнулся, пнул пенсионера ногой, схватил фомку и сунул ее в боковую щель портала, лихорадочно стараясь сдвинуть плиту…

Через час Хуан боязливо выглянул из расщелины. Солнце безмятежно светило с ясного неба, и трупы людей среди разметанного снаряжения вперемежку с грязью казались каким-то чудовищным диссонансом. Из-под куска гранитной скалы нелепо торчала толстая волосатая рука с обломком приклада. Индеец вынул из-за пазухи кривой деревянный крестик, поцеловал его и поставил около каменной плиты. Потом зажег свечку, помолился и отправился собирать уцелевшие вещи.

Михаил Зуев УМКА

Дождь все накрапывал с низкого серого неба; темнело. Полтора часа я бесцельно бродил по зоопарку, не зная, что делать.

Этот день начался как обычно, с обзвона клиентов. «Вы не передумали? Может, все-таки купите ту квартиру, что смотрели на прошлой неделе? Нет? А когда вам перезвонить? Никогда? Спасибо, всего хорошего». И далее в том же духе. Я работал агентом в «Джабраил-эстейт» уже пару лет и, хотя звезд с неба не хватал, числился на хорошем счету. Однако последний год зарплату не повышали, ссылаясь на убытки, хотя директора сменили себе за это время иномарки.

А после обеда случилось непонятное. Вызвал меня коммерческий директор Алексей Борисович и говорит:

— Помнишь «трешку» на Ленинском, что месяц назад забодал?

— Да.

— Так вот, она гнилой оказалась, — и он с интересом посмотрел на меня карими выпуклыми глазами, будто видел впервые.

— Да ну, не может быть, я все документы по десять раз проверял.

— Не «да ну», а неустойку тебе платить. С хозяином сам будешь объясняться.

Скоро я уже входил в кабинет генерального директора. Он, как обычно, сидел в шикарном кожаном кресле и делал вид, что работает на компьютере. На самом деле он просто играл в «Дум».

— Что ж ты так облажался? — спросил он, отрываясь наконец от экрана и зорко меня оглядывая.

— Не может быть, Джабраил Мусаевич, все было чисто. Уверен, тут какая-то ошибка, давайте вместе документы посмотрим, — внутренне содрогнувшись, ответил я.

— Ну уж нет. Тебе, ослиная голова, анализа мочи дать нельзя. Никаких документов ты уже не посмотришь. Вноси двадцать тысяч баксов неустойки и выметайся отсюда к свиньям собачьим, — и снова уткнулся в монитор, где, воспользовавшись паузой, вовсю развоевался страшный монстр с огнеметом наперевес.

Из кабинета я вышел ни жив ни мертв, собрал барахлишко, отпросился у начальника отдела, который сочувственно покачал головой и сказал на прощанье:

— Ты уж не обижайся, просто концепция изменилась. Решили, значит, взять тебя за хобот. — И выразительно возвел очи горе.

Домой, где я жил один, возвращаться сразу не хотелось, и в конце концов я оказался в зоопарке. Стараясь укрыться от дождя, спустился под смотровую площадку у вольера белых медведей. Там не было ни души, и царил полумрак, только голубели окна подводного обзора. На стенах и даже стеклах виднелись надписи, сделанные, вероятно, подростками в целях самоутверждения.

Среди всяких «рэпов» и «децлов» выделялся странный значок, похожий на кусок фотопленки с кадрами, который повторялся почти на каждом окне. Я попробовал его стереть — и с удивлением понял, что он нацарапан с другой стороны, снаружи. «Наверное, строители развлекались», — подумалось мне.

Неожиданно из мутной глубины показался белый медведь и сунулся мордой к самому стеклу, смешно перебирая лапами. Его изжелто-белая густая шерсть красиво колыхалась в воде. Он серьезно поглядел на меня, потом несколько раз открыл и закрыл пасть, будто собираясь что-то сказать. Пузырьки воздуха рванулись вверх, зверь перевернулся на спину и уплыл.

«Красив, зверюга!» — подумал я, хотя напускное добродушие его морды напомнило лицо известного уголовного авторитета. И собрался было уходить, как медведь появился снова, с зажатым в передней лапе то ли осколком камня, то ли обрезком арматуры.

Уцепившись за бетонный выступ, он стал сноровисто царапать по стеклу, прямо на уровне моих глаз. Скоро я увидел уже знакомый рисунок: схематичное пересечение прямых. Потом, поймав мой взгляд, зверь оттопырил большой коготь на передней лапе и, ткнув им вверх, стал всплывать. Как во сне, побежал я по лестнице на воздух и заглянул в вольер.