Клуб любителей фантастики, 1963–1964 - [18]

Ах, какой это был мальчик! Ему говорили: «Дважды дав?» — он говорил! «Четыре!»

«Двенадцать на двенадцать?» — настаивали недоверчивые. «Сто сорок четыре», — следовал ответ.

«Дай определение интеграла», — не унимались самые дотошные. «Интеграл — это…» — и дальше шло определение.

И все это а четыре года. Малыш, карапуз, он удивлял своими способностями прославленных профессоров и педагогов. Даже один академик урвал несколько часов, чтобы посмотреть на малыша. Академик тоже задавал вопросы, ахал, разводил руками.

— Природа бесконечна и полна парадоксов, — произнес он.

— Ах, профессор, — устало возразил Ваня (так звали мальчика), — пустое. Природа гармонична, парадоксы вносим в нее мы сами.

Это уж было слишком. Академик вскочил и, оглядываясь на мальчика, попятился к двери.

— Дважды два — четыре. Так и передайте всем! — весело закричал мальчик вместо прощания.

Таков был Ваня. Исключительный ребенок. И это тем более удивительно, что родители ему попались совершенно неудачные. Как будто не его родители. Может быть, каждый из них в отдельности и любил малыша, но вместе у них это никак не получалось.

Отец считал, что гениальность мальчика — итог наследственных качеств его, отца. Мать доказывала обратное. А сын только посмеивался. Но легче от этого не становилось, Родители ссорились чаще и чаще. Доступ педагогам и профессорам был закрыт. Широкая общественность вскоре позабыла о Ване.

Но мальчишка перехитрил всех. Он завалил свою комнатушку всякими деталями и с увлечением играл в детский «Конструктор». Да, да, в обыкновенный «Конструктор». Но когда ему попались первые радиолампы…

Он прямо задрожал, увидев эту штуковину впервые. И сразу понял, какие возможности таит эта игрушка. Конечно, игрушка. Ведь Ване шел всего пятый год, и он еще не знал, что радиоприемники, телевизоры, мотоциклы, самосвалы и экскаваторы — все это техника всерьез. Он полагал, что взрослые просто-напросто играют во все это.

Отец Вани, механик мастерской по починке радиол и магнитофонов, таскал сыну испорченные лампы, а тот потихоньку постигал их конструкционную мудрость. Полупроводниковые детали складывались в особый коробок.

Однажды, когда отец заглянул в чуланчик, сын протянул ему небольшой ящичек.

— Вот, — сказал он, удовлетворенно потирая ладошки. — Учти, это только начало.

В руках отца сиял голубым экраном маленький игрушка-телевизор.

— Да-а-а… — только и сказал отец, восхищенно покрутив головой. Потом подумал, пожевал губами и добавил: — Парень, видать, в меня.

Следующим утром он показал эту штучку сослуживцам, хитро подмигнул и сообщил:

— Моя работа.

Истинный смысл слов остался непонятым, и механика повысили в должности. Теперь начальники частенько отводили его в сторону и доверительно сообщали:

— Кузьма Серафимыч, вот тут у нас что-то не получается. Как бы это сделать…

— Давайте, — небрежно обрывал Кузьма и забирал чертежи. Он был простым человеком и не любил разводить канитель.

Дома чертежи передавались Ванюшке.

— Общественная нагрузка, — ухмыляясь, пояснял отец. Ваня молча рассматривал схему, потом брал красный карандаш.

— Вот здесь, здесь, здесь… — карандаш так и порхал по листам, — изменить!..

Мальчишка работал с охотой, а взамен требовал лишь исправных деталей и книг по новинкам техники.

Но однажды отец пришел в ателье и сам отозвал начальника в сторону.

— Все, — сказал он.

— Что все? — не понял начальник.

— Все, не могу больше изобретать, — отрезал Кузьма Серафимович и загадочно добавил: — По семейным обстоятельствам.

— А как же… — запротестовал было начальник.

— Не раньше чем через четыре года! — Разговор был исчерпан.

Начальник, конечно, не знал, что не далее как вчера вечером Ваня отказался принимать заявки.

— Папа, — сказал он мягко, — теперь я не могу отрываться по пустякам. Я наткнулся на настоящую идею. Четыре года — и я сделаю такую игрушку, что все ахнут! Четыре года.

Отец знал железный характер сына и не стал возражать. Он только с видом сообщника заметил:

— Четыре? Может, и за три справимся?

— Нет, пока что я не управляю временем, — задумчиво ответил Ваня. Он быстро посмотрел на отца и вдруг спросил: — А как ты думаешь, что такое время?

— Время? — лоб отца собрался морщинками. — Ну, это когда…

— Ах, опять эти неточные формулировки! — досадливо перебил сын.

Кузьма Серафимович повернулся и осторожно вышел. То, что он услышал, закрывая дверь, было совсем непонятно.

— Минута живет шестьдесят секунд, да, да, живет, живет! — И дверь захлопнулась.

Из всего этого только утонченный специалист понял бы сразу, что мальчик решил разгадать тайну времени.

Да, Ваня решил соорудить машину времени. И он добился своего.

В это трудно поверить, доказательств, как говорится, никаких. Никого, я повторяю, никого не допускал Ваня к опасным экспериментам с машиной. Только меня, приятеля его детских игр.

— Люди еще узнают об этом, узнают, — твердил он, когда мы оканчивали очередной опыт и шли на улицу играть с детворой в незатейливые старинные игры. «Казаки-разбойники», «Палочка-выручалочка» — они рассеивали нас, делали, ну, что ли, более земными. Разумеется, по сравнению с игрой, придуманной Ваней, они казались примитивом и нелепицей.