Клуб любителей фантастики, 1961–1962 - [18]
И перед засыпающим сознанием неслись смутные видения — грозно светящаяся радиосхема, которую, как дубину, занес над миром обезьяночеловек в белой сутане.
Когда Александр проснулся, солнце было уже высоко. Машина стояла у пансиона, князь сидел на ступеньках с газетой в дрожащей руке и плакал.
— Смотри, Саша, смотри, — лепетал он, мешая русские и испанские слова, — наши, русские, на Луне, еще вчера…
Волошин вырвал газету. С листа на него смотрел ряд портретов, русские имена… Он уронил бумажный лист, откинулся на подушки машины, как от пощечины. Князь проворно подобрал газету, уставился в нее.
— Гляди-ка, Саша, а этот, третий, так похож на тебя. Бортинженер. У тебя, случайно, нет брата?
Нет, не было у Кси Волошина брата, никого в мире, и родители его давно нашли последний приют на неуютном эмигрантском кладбище.
Хлопнув дверцей «кадиллака», он бесцельно побрел по улице. Навстречу ему попался спешащий куда-то монах. Через два квартала монах по-прежнему деловито, по-военному размахивая руками, пересек ему дорогу.
«Следят», — догадался Волошин. Оглянулся, сквозь скупые слезы заметил: сзади медленно едет машина, в ней рыжий, в черной шляпе. «И эти тоже следят».
Он вошел в респектабельную контору Вольфа. Человек в темных очках поднялся ему навстречу.
— Кончили заказ церкви, мистер Кси? Теперь для нас. Невидимые панцири, радиоуправляемые шаровые молнии… Наш бизнес требует техники.
— Хорошо. Только мне нужен новый паспорт.
— Этого добра сколько угодно. — Щелкнул несгораемый шкаф.
— Мне заграничный.
— Пожалуйста, хоть дипломатический. Э! Не хотите ли вы удрать от нас, мистер? Не выйдет. Найдем, — сказал человек, подавая ему паспорт.
Из автомата он позвонил Спиллейну.
— Завтра в десять утра. Пророчествуйте, — не называя себя, сказал Волошин.
— Деньги перевел, — деловито отвечал Спиллейн, — полтора миллиона. Понимаете, комиссионные неудобно ставить отдельно. Но я слышал, вы имеете новый, отличный заказ…
Равнодушно услышав, что его обокрали, Волошин повесил трубку. Лицо неизвестного астронавта, похожего на него, стояло перед глазами, и все остальное было так мелко, грязно, не нужно: и Минна, и князь, и кардинал, и сам новенький, как никелевая монета, всевышний, последняя модель. Первый инженер века, он мог бы на стартовой площадке подать шлем…
Когда Волошин вернулся домой, он застал в комнате полицейского комиссара.
— Вашу знакомую нашли позавчера ночью на пляже. Мертвой. Вот.
На глянцевом листке удивленное лицо, разбитое, жалкое, чужое.
— Самоубийство, мы так понимаем. Опознаете? Подпишите здесь.
— Да… Рыба ударила хвостом.
Офицер покосился, откланялся и ушел.
Микрофон стоял на столе. Под окном бродили гангстеры и монахи, все на одно лицо.
Волошин сел за передатчик, лицо его окаменело.
— Ка-два, эс-шесть, ка-четыре, — четко диктовал он команды, выводящие бога в небо. Потом передал серию настройки и выглянул на улицу.
Рыжий детина в мятом белом плаще и черной шляпе проигрывал в кости монаху с выправкой армейского сержанта. Монах ржал и хлопал рыжего по плечу. Полицейский комиссар остановился, покровительственно сострил и стал наблюдать игру.
Волошин вернулся к микрофону.
— Люди, — сказал он, — слушайте слова правды, которые вам обещали.
Бога нет. И не было и не будет. Это я говорю, я, инженер, построивший всевышнего, первую модель. Он, всевышний, подтвердит это сам. Он — хорошая штука, но это не бог, а машина. Математическая машина из невидимых проводов и усилителей. Законы природы нерушимы, что, впрочем, сегодня меня мало интересует.
Есть нерушимые законы сердца. Нарушающий их умирает, часто незаметно для себя… Жизнь без родины, без дружбы, без любви — незаметная смерть.
Волошин рассказывал о себе, о своем открытии, о его бесславной, преступной судьбе.
— Я, рядовой инженер, был мертвым среди мертвых в этом городе. И сегодня я говорю вам голосом моего электронного всевышнего: живите! Любите, верьте, боритесь за счастье. Разум человеческий не будет скован вечно, он реет путы, он знает, что будет, и творит будущее.
Кто не борется, тот мертв. Я буду бороться.
Г. Голубев, А. Леонтьев
ДО СВИДАНИЯ, ЗЕМЛЯ!
Киносценарий[1]
Техника — молодежи № 7–8, 1961
Рис. В. Карабута
Посвящается Юрию Алексеевичу ГАГАРИНУ
КОСМОС. Огромные, беспредельные, почти недоступные человеческому пониманию просторы. Аспидно-черное небо расшито причудливыми узорами созвездий. Сияющая полоса Млечного Пути, а рядом черные бездонные провалы, в которых не мерцает ни одной звезды… Среди этих просторов словно заблудился далекий женский голос:
«Я — Земля! Я — Земля! Отвечайте, Сокол! Я — Земля! Я — Земля… Сокол, отвечайте! Я — Земля! Я — Земля! Я — Земля!..»
Земля. Станция сверхдальней космической связи.
«Сокол! Сокол! — вызывает девушка-оператор. — Я — Земля! Не слышу вас, Сокол… Я — Земля! Я — Земля! Я — Земля!..»
Просторный зал Астронавтического совета. Полукруглая стена от пола до потолка занята схемой нашей солнечной системы. На другой стене большой экран. Звездные глобусы, свертки карт на столах.
За длинным столом сидят члены совета. Среди них выделяется Платон Рубцов — высокий сильный человек лет тридцати трех. Поодаль — его жена, кандидат медицинских наук Валя Рубцова.
