Клуб гурманов - [62]

В три часа ночи я еще не спала. К этому моменту я уже убедила себя, что налицо заговор. У каждого был мотив, чтобы убить Эверта и Ханнеке, они впали в немилость, потому что были диссидентами и сопротивлялись той власти, что имел над нами Симон. У него были интересы в каждом предприятии, наш успех был его успехом, но если бы он перекрыл краны, все лопнуло бы как мыльный пузырь.

На улице ветер в очередной раз перерастал в ураган. В окно колотили градины. Мне было холодно, несмотря на пижаму, теплое одеяло и храпящего под боком мужа. Холод был внутри. Кровь превратилась в ледяную воду. Я вдруг так испугалась собственных мыслей, что с трудом могла дышать и оставаться в этой постели. Ни секунды больше я не могла оставаться рядом с Михелом. Если это был заговор, то он тоже мог в нем участвовать. Конечно, он мог быть и против их плана, но ему ничего бы не оставалось, как согласиться с остальными ради собственной безопасности. Я посмотрела на его спокойное лицо, помятое от сна, лицо моего мужа, отца Аннабель и Софи, и мне показалось, что это кто-то чужой. Я осторожно вылезла из-под одеяла, сунула ледяные ноги в тапки и накинула на плечи халат. Михел повернулся на другой бок и снова захрапел. Я на цыпочках прошла к двери, вышла из спальни и спустилась вниз по лестнице, запыхавшись, как будто за мной кто-то гнался.

На кухне было душно и ужасно холодно. Я даже начала стучать зубами. Я зажгла плиту и открыла духовку. Потом достала из шкафа маленькую кастрюльку, плеснула в нее молока и поставила на огонь, все еще не в состоянии привести в порядок мысли, выстроить их в ряд. Молоко закипело, я вылила его в большую кружку, налила немного коньяка и села греться в теплом воздухе от духовки.

Я опять заставила себя думать обо всем случившемся, шаг за шагом, начиная с письма, которое Эверт послал Ханнеке. Оно было абсолютно нормальным и продуманным. Ничего не говорило о том, что Эверт был не в себе, хотел покончить с жизнью и причинить вред своей семье. И совершенно ясно было, что у них с Симоном возник конфликт, в котором Эверт не мог выйти победителем. Я сделала глоток, алкоголь приятно обжег горло. Бабетт была достаточно близко, чтобы подменить таблетки Эверта, усыпить себя и детей.

Я достала сигареты Михела, включила вытяжку и прикурила. Сделала глубокую затяжку и посмотрела на золотую заколку Бабетт, лежащую на столе. «Но зачем? — подумала я. — Зачем так сильно рисковать?»

Я не знаю, сколько времени я курила у плиты, наслаждаясь теплом и отогревая косточки. Мысли и воспоминания, подтверждающие мою теорию, путались в голове, заснуть я бы все равно не смогла. Я оказалась с ситуацией один на один, и преимущества в этом не было. С другой стороны, было прекрасно иметь собственные мысли, а не поддаваться влиянию Михела или «клуба гурманов». Я вдруг поняла, почему Ханнеке сбежала в отель, я и сама боролась с соблазном сбежать, спрятаться, пока не найду решение или доказательство. Самым сложным было продолжать вести себя, как будто ничего не случилось.

Я встала, чтобы подлить в остывшее молоко новую порцию коньяка, когда вдруг услышала тихие шаги на гравиевой дорожке. Часы на плите показывали без четверти пять. Не слишком подходящее время для гостей, и слишком рано для почтальона. Бабетт и Михел спали. Шаги приближались, человек направлялся к двери в кухню. Убегать или прятаться было слишком поздно. Тот, кто был на улице, уже меня видел. Сердце стучало, в груди заныла боль. Если это так, если кто-то пришел за мной, то я буду защищаться. Они не заставят меня замолчать. Я знала, я чувствовала, что у меня достаточно сил. Я подвинулась к подставке с ножами и положила руку на холодную пластмассовую рукоятку. Я его ударю. Кто-то вставил в замок ключ и повернул ручку. Дверь медленно открылась, и в этот момент я не выдержала. Мой крик вырвался как будто издалека, не из моего собственного, натянутого струной тела.

— Проваливай! — завизжала я. — Убирайся к черту! Я звоню в полицию!

Дрожащей рукой я выхватила нож. На пороге стояла Бабетт в бежевом плаще поверх белой шелковой пижамы. Волосы совершенно мокрые, лицо в красных пятнах. В глазах был ужас.

Она дышала хрипло, как загнанный зверь. Михел влетел на кухню, даже не найдя трусов, и теперь стоял между нами с голой задницей и растрепанными волосами, спросонья ничего не понимая. Я дрожала с головы до пят и не могла выдавить ни одного слова.

— Прости. Прости. Прости, — сипела Бабетт, тоже дрожа и переводя взгляд с меня на Михела.

— Мать вашу! Вы совсем с ума посходили! — Михел тоже задыхался.

В коридоре раздался топот детских ног и испуганный плач.

— Так тебе и надо! — шепнул Михел мне на ухо, бросился к детям, но тут же вспомнил, что он без штанов. Он схватил с вешалки мою шубу из искусственного меха, набросил ее на плечи и поспешил к детям, которые все вчетвером громко ревели на лестнице.

— Карен. Прости. Я не хотела тебя пугать. Я тебя не видела…

Бабетт протянула ко мне дрожащую руку. Я все еще стояла, прислонившись к столу и сжимая в руке нож. Я смотрела на блестящее, острое лезвие и думала, что оно такое длинное, что могло проткнуть ее насквозь, если бы я ее ударила. А я бы ударила, если бы это понадобилось. Огромная волна ярости и агрессии просто ослепила меня, когда открылась дверь, я даже потеряла контроль над собой, я могла убить ее или любого, кто угрожал бы моей семье. Действительно убить. Теперь я уже не могла утверждать, что и мухи не обижу. Я почувствовала злость так сильно, как будто это был оргазм. Оказалось, я гораздо хуже, чем думала о себе раньше.