Клуб адского огня - [6]

— И ведь они уверены, что так лучше!

Нора подумала: если начинаешь ловить себя на желании извлечь из факта убийства ценный нравственный урок, пора собирать вещи. Год за годом Вестерхолм не раз убеждался в том, что Натали Вейл всегда была снисходительна к капризам его обитателей. Лео Моррис, адвокат Норы и Дэйви — в силу того, что являлся адвокатом Элдена и Дэйзи, — арендовал самолет, чтобы отметить шестнадцатилетие своей дочери. А один из их соседей поставил в доме ванну из чистого золота и регулярно приглашал гостей искупаться в ней.

По меньшей мере год в голове Норы вертелась одна и та же мысль, которую она пыталась прогнать, зная, что мысль эта наверняка не понравится Дэйви; мысль эта сейчас переросла в твердую уверенность. Не надо им жить здесь. Они должны продать дом и уехать из Вестерхолма. Элден и Дэйзи наверняка будут рвать и метать, но Дэйви зарабатывал достаточно денег, чтобы купить квартиру в Нью-Йорке.

Да, говорила себе Нора, пора наконец проснуться. Это было просто, это было правдой, это было так заманчиво. Переезд — трудный шаг, проверка, экзамен, но если она сумеет сохранить в себе уверенность в его необходимости, то в итоге их жизнь обязательно наладится.

Она взглянула на Дэйви, почти испугавшись, что он мог услышать ее мысли. Дэйви посмотрел на нее в ответ почти с ужасом:

— Нет, это невероятно!

— Что невероятно?

— Обязательно перечитай книгу. Они вырезали всю историю Пэдди и перескочили сразу к Зловонному Полю. А это значит, они вырезали первые вопросы и ответы, а также крыс. Идиотизм!

— А ты представь себе то же самое без крыс.

— Это все равно как представить «Волшебника страны Оз» без летающих обезьян. Или как «Властелина колец» без Саурона.

— Или «Гекльберри Финна» без папаши.

— Вот именно, — кипятился Дэйви. — Такие вещи нельзя менять, они просто не имели права.

«Это мы еще посмотрим», — сказала себе Нора.

6

Проснувшись через некоторое время, она обнаружила, что голова ее лежит у Дэйви на коленях. Широкоплечий здоровяк с морщинками вокруг глаз и эпической бородой нес мальчика через огромную деревянную дверь. Саундтрек взвизгивал виртуозными скрипками и улюлюкающими тромбонами: близился финал сцены. Нора помнила чувство решимости, с которым уснула, но позабыла, на что именно она решилась. В следующее мгновение она вспомнила, и принятое решение вернулось к ней с новой силой. Надо действовать. Пора наконец очнуться. Они с Дэйви оставят за спиной Вестерхолм и преодолеют сорок решающих миль до Нью-Йорка. Пришла пора снова стать медсестрой.

А если не медсестрой — тут же мелькнула мысль, — можно попробовать что-то другое. Опыт работы в полевом госпитале был словно радиоактивным препаратом, больно обжигающим при прикосновении к нему. Все последние годы эти «радиоактивные» воспоминания преследовали ее, проявляясь то в ночных кошмарах, то в проблемах с желудком, то в неожиданных приливах ярости, то в депрессиях. Порой на арене появлялись ликующие демоны. Ни Нора, ни Дэйви не связывали эту череду нарушений с ее работой в больнице Норуолка до прошлого месяца, когда Нора сама стала радиоактивной. Ее необдуманный, но тем не менее необходимый поступок привел к тому, что Нора на какое-то время оказалась в поле зрения полиции. Разумеется, она не совершала преступления. Поступок ее был добродетельным и нравственным, однако, пожалуй, необдуманным и безответственным. После того как Нора согласилась — естественно, не без сожаления — взять что-то вроде творческого отпуска, она подписала дюжину бумаг и покинула больницу, слишком расстроенная, чтобы принять чек с последним жалованьем.

Необдуманный, хотя и высоконравственный поступок Норы с первого взгляда напоминал похищение. Годовалый сынишка известного в городе человека был доставлен в больницу с переломом ноги и опоясывающими грудную клетку синяками. По словам его матери, мальчик упал с лестницы, сама она не видела этого, но видел ее муж. Видел, видел, подтвердил муж, лоснящийся холеный экземпляр в дорогом костюме. Кожа его маслянисто поблескивала, а белозубая улыбка ослепляла. Представляете, буквально на секунду отвернулся от ребенка, и тут — бам! — чуть сам не получил сердечный приступ. Через полчаса после того как сына положили в отдельную палату, родители ушли. А три часа спустя улыбающийся, в отличном костюме в тонкую полоску, с зажатым под мышкой плюшевым кроликом — вернулся папаша. Он зашел в персональную палату, через пятнадцать минут вышел оттуда, при этом кожа его лоснилась еще больше, а улыбка была еще шире. Заглянув к ребенку, Нора нашла его без сознания.

Когда она доложила об увиденном, ей сказали, что отца в ранениях ребенка винить абсурдно. Этот папаша слыл волшебником, финансовым гением, слишком достойным человеком, чтобы лупить собственного сына. На следующий день в восемь утра папа с мамой пришли к мальчику. Папа покинул палату через полчаса, а мама ушла домой в полдень. В шесть, как раз когда Нора собралась уходить домой, папа вернулся один. Когда на другой день Нора зашла к ребенку, выяснилось, что он якобы накануне вечером загадочным образом упал, но теперь уже поправляется. Она снова доложила начальству о своих подозрениях и снова получила выговор. К этому времени и другие сестры начали приходить к тем же выводам, что и Нора. Родители вдвоем навещали ребенка в восемь утра, и эти самые сестры подметили, что «волшебник» на самом деле лишь изображает взволнованного отца.