Клоны - [3]

Так случилось, что умер Борнхауз в день, когда Лайма закончила работу, представила распечатку разговоров (совсем, по ее мнению, не интересных) и получила свои деньги — сумму, какую ей не приходилось прежде видеть ни в реальности, ни на чеке.

— Вообще-то, — говорил тем временем Бредихин, — изображение не очень качественное, но лучшего получить, к сожалению, не удалось.

— Это старый фильм? — спросила Лайма. Она подумала о Борнхаузе и о том, как неожиданно прошлое соединяется с настоящим.

— Не думаю, — почему-то смутился Бредихин, и у Лаймы возникло безотчетное ощущение приближавшейся опасности. Вообще-то она могла отказаться — читать по губам она умела, но в ее служебные обязанности это не входило. Перевод астрономической литературы с любого и на любой из известных ей шести языков — пожалуйста, она обязана была предоставлять такие услуги любому сотруднику обсерватории Кека. Работой ее не заваливали, астрофизики, приезжавшие в Ваймеа, знали английский, и чтение профессиональных журналов не было для них проблемой. Переводить приходилось чаще всего с японского и — гораздо реже — с французского.

— Мы понимаем, — сказал Бредихин, угадав, видимо, по недовольному выражению ее лица, о чем подумала Лайма, — наша просьба выходит за рамки ваших служебных обязанностей, но, видите ли, это… вы поймете… в общем, относится к астрофизике… некоторым образом.

«Похоже, он запутался», — подумала Лайма и не стала приходить на помощь. Она была обижена на Леонида, усевшегося во вращающееся кресло перед соседним компьютером и не смотревшего в ее сторону — мол, я свою задачу выполнил, договаривайтесь теперь с начальником.

— Я могу посмотреть, конечно, — сказала Лайма и добавила: — Раз уж приехала.

Намек был понят, и Бредихин заговорил о дополнительной оплате: «Назовите цену, это не проблема. При вашей квалификации работа не отнимет много времени, запись не длинная, минут пять, только качество не очень, и могут возникнуть затруднения»…

— Покажите, — Лайма постаралась отрешиться от предчувствия и вообще от всего — ей трудно было в последние недели приводить себя в состояние, необходимое для работы. Ничего не видеть, только губы человека, только его мимику. Мимика помогала понять смысл произносимого и через смысл — находить точное слово. Бредихин что-то говорил, но звуки уже протекали мимо ее сознания, Лайма ощущала мешавшие ей взгляды и непроизвольно повела плечами, сбрасывая чужое внимание и влияние.

Картинка, возникшая на экране монитора, выглядела черно-белым кадром из фантастического фильма: на темном фоне довольно быстро вращалась планета. Не Земля, больше похоже на Марс с полярными шапками. Деталей Лайма рассмотреть не успела — изображение сменилось, появилась комната, низкий потолок, вдоль голых стен странные темные полосы, будто гигантские водоросли, на заднем плане то ли открытая дверь, похожая на переходной отсек Международной космической станции, то ли — если представить, что смотришь вниз, — глубокий колодец, где ничего нельзя разглядеть.

В поле зрения возник молодой мужчина в светлой рубашке с длинными рукавами и стоячим воротником, широкоскулый, темный, черноволосый, коротко стриженный…

— Господи… — пробормотала Лайма.

И стало темно.

* * *

Она открыла глаза и увидела склонившегося над ней Леонида.

— Вам, наверно, действительно противопоказана высота…

— Том, — сказала Лайма.

— Что?

— Том, — повторила она. — Вы должны были меня предупредить. Почему вы сразу не сказали, что у вас есть запись Тома?

— Простите? — Лайма узнала голос, Бредихин подошел, участливо посмотрел ей в глаза.

— Запись Тома. Вы должны были сказать.

— Том?

«Почему он переспрашивает? Он же все понимает, его взгляд говорит об этом».

— Когда вы снимали? — спросила она. — Где? Странная комната.

— Человек на экране… — понял, наконец, Бредихин. — Он похож на вашего знакомого?

— Это Том, — твердо сказала Лайма. — Том Калоха. Нечестно с вашей стороны…

— Мисс Тинсли, — в голосе русского появились металлические нотки, — вы, безусловно, ошибаетесь. Том Калоха, вы сказали? Я слышал об этой трагедии.

Леонид что-то тихо сказал, и Бредихин кивнул:

— Я понял. Сходство, конечно, да…

— Покажите, — потребовала Лайма. — Где бы вы это ни снимали, вы хотели мне это показать. Я хочу видеть, что говорит Том.

Леонид и Бредихин незаметно, как им, видимо, казалось, переглянулись.

На экране опять появилась планета, похожая и не похожая на Марс, а потом странная комната, справа вплыл Том, и Лайма рассмотрела то, чего не поняла в первый раз: по-видимому, комната находилась в невесомости, и Тому приходилось обеими руками держаться за небольшие поручни, чтобы оставаться в вертикальном положении.

Том много раз говорил, что в юные годы хотел стать астронавтом, но понимал, что это невозможно — у него не было образования, он не служил в авиации, с его профессией водителя в космосе делать было нечего. Может, это аттракцион? В Гонолулу много аттракционов. Но почему Том не рассказывал ей? И как запись оказалась у русских астрофизиков?

Том посмотрел Лайме в глаза, отчего у нее перехватило дыхание, и сказал ясно и четко, будто говорил вслух, а не шевелил губами, рождая звуки лишь в памяти Лаймы, запомнившей на всю жизнь его гулкий, будто из колодца, и немного хрипловатый голос: