Клонированная любовь: Как две капли - [6]

Принесли кофе, девушка настороженно поднесла чашечку к губам, и можно было не бояться, что она схватит телефон и немедленно пошагает прочь на своих длинных красивых ногах.

— Извините, если я вчера говорила слишком резко. Вы действительно можете испугать кого угодно. Ночью, откуда-то из подворотни! С таким лицом! Вы перепугали даже этих отморозков! — Она хихикнула.

«А какое лицо должно быть у отца, когда он видит, как убивают его дочь?» — чуть было не выпалил я, но вместо этого с налетом кокетства промямлил:

— Неужели у меня был такой страшный вид?

— Еще бы! Ну, не страшный… Но такой решительный! Как они побежали! Ой, что это?

— Морская свинка. — Пушистый зверек отогрелся в нагрудном кармане моей куртки и высунул любопытную мордочку из-за пазухи. — У нас на станции юннатов за долги отключают отопление, и я перетаскиваю всякую живность к себе домой, чтоб не вымерзла, как мамонты.

— Так, значит, вы не маньяк?

— Нет, конечно! Я методист на станции юннатов.

— Извините! — в голосе ее наконец-то послышалось облегчение. — А я, честное слово, решила, что вас как бы интересуют девушки. Понимаете, есть такие мужчины… В общем… Ну, их не просто интересуют, — замялась моя визави, и я не упустил шанс чуточку подтрунить над ней:

— Экая же вы романтичная особа!

— Не смейтесь надо мной! А почему вы их за пазухой перетаскиваете, а не в клетках?

— А как же еще? Мороз! Если просто так нести, они сразу простудятся и погибнут!

— А можно ее погладить?

— Ради бога! — Я выгрузил грызуна на стойку и отпустил в распоряжение девичьих лап.

— Прелесть! И много их у вас еще?

— Шесть штук. Попугаев с осени раздали на зиму кружковцам, а хомяки и свинки, как мы понадеялись, перезимуют и так.

— А мне вы пару штучек на зимнее хранение можете выдать? А я взамен помогу перевезти их всех разом, в теплой машине.

— Запросто!

Моя собеседница схватилась за телефон и принялась названивать, видимо, тому самому парню в разлапистой шапке, но отложила трубку, немного обескураженная. Надо полагать, «аудивладелец» еще не был настолько приручен, чтобы предоставлять продукцию германского автопрома для перевозки четвероногой живности — в его годы явно предпочитают двуногую.

— Все равно мы вам поможем! — заключила юная любительница природы. — Когда можно будет забрать у вас парочку свинок?

— Да хоть сейчас. Отсюда до нашей станции семь минут хода.

Мы допили кофе и отправились ко мне на работу.

Станция юннатов располагалась посреди полузаброшенного сада, по-декабрьски одетого в иней и снеговую опушку, и, когда мы вошли в калитку, моя спутница только ахнула:

— Как здорово! У вас тут кино снимать можно! — Она забежала вперед и, запрокинув голову, стряхнула себе на лицо несколько роскошных хлопьев снега с ближайших веток. — «Зимняя сказка» или что-нибудь еще в этом роде! — И лишь поднявшись на крыльцо нашей конторы и по какому-то особому, свойственному только пустым, брошенным домам эху уловив, что внутри никого нет, обернулась ко мне и коротко хохотнула: — Вот я и попалась! Заманил-таки! — и, не дожидаясь моего ответа, уверенно потянула на себя ручку двери.

— Просто у нас обед, — успокоил я ее, не уточнив, что на зиму педагогический штат станции сокращается до трех человек.

Пока Ирина любовалась нашим мини-дендрарием и тормошила длинным пальцем с кроваво-алым ногтем полусонных хомячков, я прикинулся серьезным дядечкой. Сел за стол и начал линовать страничку в ежедневнике, старательно делая вид, что меня вовсе не волнуют ни она сама, ни каблучки ее ботиков, цокающие по крашеным деревянным половицам, ни стройные, мускулисто рельефные лодыжки, затянутые в золотящиеся колготки, ни звонкий голосок, щекочущий где-то возле самого сердца…

Когда она вдоволь продемонстрировала любовь к природе, я выдал ей двух морских свинок, записал в специально расчерченную ведомость (недаром же я изображал серьезного дядечку!) ее адрес и проводил до остановки. Наверное, мог бы напроситься в гости — показать, как обустраивать морских свинок. Благо отношения у нас сложились уже вполне дружественные. Но не решился. Наверное, испугался, что она почувствует, распознает своим женским нутром, что благоустройство морских свинок — лишь предлог! И я — совсем не тот зацикленный на флоре и фауне чудак, которого изображаю. Точнее, не только зацикленный чудак. Если уже не распознала — больно уж звонко стучали ее каблучки по половицам, слишком уж артикулированно щебетала она возле клеток с хомяками!

Да и что мне даст визит на дом? Мама ее днем наверняка на работе, а любая неловкость, неточность вновь могут возбудить подозрительность и разрушить всю конструкцию. Лучшее уж завтра, часикам к восьми утра, когда Иринка будет уже в университете, отправлюсь я к дому, в котором она живет, и как бы случайно встречу Олю-Галю-Веру, когда та пойдет на работу. То-то «ребенок-клоненок» удивится, когда узнает, кто я такой на самом деле! А то: «Почему вы меня преследуете?» Рассуждая подобным образом, я представлял, как мы будем заново знакомиться, и о чем будем говорить, и насколько это будет смешно, весело и трогательно, и с некоторым удивлением отметил, что думаю уже больше не о Гале-Вере-Оле, а об Ирине. Но тут же решил, что это вполне естественно. В конце концов, с Ириной мы уже почти что подружились, а как меня встретит ее мама? Совершенно неизвестно… Даже страшно. Наверное, я перед нею сильно виноват. Во всяком случае, с женской точки зрения. И с моей — тоже. Очень сильно.