Клокотала Украина - [6]

Верига сторожко поглядывал в оконце: в любой момент из густого ковыля могли выскочить татары в мохнатых шубах на своих долгогривых неуклюжих лошадках и разнести бурдею, а его самого с дочерью на аркане потащить в полон. Теперь только это его тревожило, зато жил он третью зиму на воле. Ни один постылый дозорец не являлся сюда, чтобы, как это делалось всюду по волостям, потребовать на пана десятую овцу, третьего вола, поросенка, меду и овощей. А кур и гусей — и к рождеству, и к пасхе, и на троицу.

Вперив глаза в огонь, сидел Верига перед мечетом и придумывал кары на головы панов. Он лучше на аркане погибнет, чем из казака-запорожца обратится в хлопа. Он здесь и род свой сохранит от надругательства. После Люблинской унии [Уния – насильственное объединение православной и римо-католической церкви под властью папы римского] польская шляхта считала Украину той же Польшей и всюду, где ступала ее нога, вводила права и обычаи польские. Конституции генеральных сеймов и сенатские постановления только к одному и вели — к уничтожению вольностей украинского народа.

«Поганый шляхтишка и тот казака, даже и славного, считает за быдло», — рассуждал сам с собой Верига [Быдло - слово польского происхождения, означает "рабочий скот". В применении к людям означает безвольное и покорное стадо, рабы], припоминая нанесенные ему обиды, и с еще большим ожесточением плевал в огонь. Самой тяжкой обидой была смерть его жены. Теперь дочери пошел семнадцатый год, а тогда Яринка только-только встала на ножки. Приказано было идти в море, на турка. Верига собрался с товарищами и поехал на Сечь, а жена с Яринкой остались в Стеблеве. Только этого и ждали дозорцы старосты. Казаки, пока была у них сабля на боку, а за поясом пистоли, никому не желали подчиняться, кроме как своему атаману и выборному судье, и отказывались платить подати. А жену можно выбросить из хаты, и она уйдет в другое село. Вернется казак из похода, тоже в том селе осядет — вот одним непослушным и меньше.

Жена Вериги, когда ее стали выбрасывать на улицу, не подчинилась дозорцам. Долго били ее гайдуки, а она все кричала: «Отольются панам наши слезы!» Через три дня она умерла, а Яринку забрала Христя, сестра Вериги.

Одинокой была землянка Вериги лишь в первый год, а на второе лето рядом поселились два соседа. Мусий Шпичка, щуплый, но сердитый казак, бежал сюда после неудачного восстания посполитых на Волыни. Высокому, стриженному под горшок Гаврилу пришлось уйти от крепостной кабалы, введенной воеводой брацлавским на землях, подаренных ему королем вместе с людьми и селами.

Выбирая себе место для хутора, Верига обтыкал вехами урочище над рекой, хотя мог занять и всю степь. Теперь у него всего было вдоволь: и поля, и луга, и леса, а в лесу даровой мед диких пчел, в реке рыба, а на реке мельницу можно поставить. Верига горячо взялся за работу. Помогала и Христя, выросшая на барщине, и Ярина не чуралась работы. А земля здесь была щедрая. В первый же год хлеба уродило столько, что Верига мог и себя обеспечить и еще помочь семенами соседям, пришедшим на новые земли. Дерево было не покупное, лопата нашлась у каждого, а потому рядом с Веригой вскоре выросло еще несколько таких же землянок.

Не прошло трех лет, как двор Вериги оказался в конце длинной улицы, — было ведь куда расширяться. А потом и мельницу сообща поставили на реке.

III

В канун сретенья в землянке перед иконами горела зеленая лампадка, в мечете весело потрескивал хворост, и теплый дух расходился по комнате. Верига, в праздничном жупане красного сукна, при свете плошки читал священное писание, переписанное от руки, а Ярина, стройная, ловкая, накрывала на стол так, как учила ее старая Христя. Христя же все знала. Когда пролетали дикие гуси, она вслед им кидала клочок сена и потом подкладывала его в гнезда домашних гусей, чтобы плодились, как дикие. Она верила, что именно от этого гусей был полон двор и что кур много оттого, что она скорлупу крашенок забрасывала на стреху. Ярину еще маленькой — чтоб была здоровой — Христя посылала на улицу под первый весенний дождь, а когда гремел первый гром, Ярина стукалась головой о камень и приговаривала: «Камень, голова, камень, голова!»

В сенцах кто-то затопал ногами, обивая снег. Зайти мог только сосед. За пять лет в Пятигорах поселилось еще несколько семей. Сегодня никто еще не заглядывал в Веригину бурдею, и потому появлению соседей от души обрадовались. Но через порог переступил сначала мальчик, а за ним высокий, с большим горбом дед. У Вериги екнуло сердце: на дворе была лютая метель, и все же сторонние люди нашли к хутору дорогу — этак недолго и надворную милицию какого-нибудь пана навести на след. Ярина первая заметила за спиной у деда, под киреей, кобзу и радостно захлопала в ладоши.

Кобзарь всюду был желанным гостем: он по свету ходит, что делается, слышит и расскажет об этом словом или песней. Многих кобзарей знал казак Верига даже по имени, но этого видел впервые. Он успел уже успокоиться: кобзарь — божий человек, не причинит зла, а следы вьюга заметет.

— Помогай бог! — густым басом произнес дед еще с порога.